Прежде чем начать говорить, он торопливо расчесал пальцами косматые волосы, подергал веснушчатым носом и сказал:
— Надо, товарищи, вдарить и тех и этих. На всю коммунию, да ежели городских сюда прибавить, две тыщи пудов не шибко богато. Что тут больно калякать? Мишка Редькин за социализму всегда горой. Это ведь я самолично Егора Матвеевича крестовик под медики Тоське-лекарке отдал. А хлеб что? Это дело вполне нажитое. Отдать и баста. Пусть по Гавриловке равняется вся прочая беднота. Протарьят мы, вот что. А ежели что касается контры разной… царской гидры… и тому подобное, али мировой Антанты, экс… экс… — Михаил сморщился, покрутил головой, стараясь припомнить замысловатое слово, но оно, как на грех, не приходило ему в голову. От досады он постукал себя пальцем по лбу и, махнув рукой, выругался, — забыл, язви ее в душу, на уме вертится, холера, а выговорить не могу…
Воспользовавшись заминкой, Мальцев предложил прекратить совещание и пойти искать спрятанный кулаками хлеб.
Но поиски проводились вяло. Осматривали пустые амбары, заглядывали в подполья, в дровяники, там ничего не было. Только Мальцев с Редькиным обнаружили на общественном гумне под соломой четыре воза неизвестно чьей пшеницы, перемешанной с рожью.
Утром Харин решил начать разговоры о сдаче излишков хлеба с середняками.
Мальцев послал телеграмму с протестом на действия продотрядников в уезд. Харина и Мальцева вызвали для переговоров к прямому проводу. Говорил заместитель председателя исполкома Звякин, закоренелый эсер. Слушая разговор, Мальцев понял, что Харин тоже эсер. После доклада Харина Звякин рассердился и предложил не церемониться, а доставать хлеб самыми энергичными способами. Напоследок он добавил, что тяжесть продразверстки нужно раскладывать равномерно на всех, у кого есть излишки хлеба.
Целые сутки спорил Харин с середняками. Но те сдавать хлеб по продразверстке категорически отказывались. На второй день продотрядники приступили к принудительному изъятию.
В это безмятежное весеннее утро маленький, худенький одноглазый мужик Иван Ашуркин, затесывая березовые колья, вел разговор с лежащим на завалинке косматым псом Ардашкой.
— Лежишь, лентяй, — укоризненно качнув головой, говорил Иван, отставляя в угол двора затесанный с трех сторон кол, — позавтракал, обеда ждешь теперь. Нет, чтобы делом заняться. В лес бы сбегал, что ли? Зайца догнав бы, — и, поплевав в руки, продолжал:
— Да где тебе лодырю, за зайцами гоняться. Привык на чужом горбу ехать.
Ардашка поерзал мордой по доске, похлопал хвостом по непросохшей еще земле и, как бы извиняясь за свое безделье, тихонько взвизгнул.
Иван рассмеялся.
— Стыдно все-таки тебе, значит. Скулишь, сукин сын.
А вон есть ведь и такие, ком, у чужое все равно, что свое, хотя оно и горбом нажито. Вот, брат Ардашка, какие дела-то. Смекай…
В это время к воротам подъехали на двух подводах продотрядники. Спрыгнув с телеги, Харин открыл калитку и, увидев Ивана, громко поздоровался:
— Доброе утро, хозяин!
— Доброе, если не обманываешь, — насторожился Иван.
— Мы к тебе в гости, товарищ Ашуркин, за хлебцем приехали, давай открывай ворота.
Иван воткнул топор в чурбак, стряхнул с солдатских сапог щепки и, покосившись на продотрядника, взявшегося за засов, чтобы открыть большие ворота, недружелюбно ответил:
— Чума бы на таких гостей, чтобы вам всем передохнуть, и, обращаясь к Мальцеву и понятым, добавил:
— Эх вы, властители. Чем только думаете, не знай… Ну откуда у меня хлеб? Забыли, что ли, что семена-то для посева я у Сумкина занял. Не ладное вы задумали, не ладное…
Выдернув засов, продотрядник начал открывать ворота, на него с лаем накинулся Ардашка, но получив сильный пинок в бок, с визгом скрылся под крыльцом. Отрядник подвел к амбару подводы и попросил Ивана дать ключ.
Побелевший, с налившимся кровью глазом Ашуркин показал кулак.
— Нет у меня хлеба, — и, ругаясь матерно, пошел в сени.
К Харину подошел Мальцев, сдерживая дрожь, сказал:
— Еще раз прошу тебя, товарищ Харин, подумай, что делаешь. Ведь это наш актив. Обошлись же соседи в Ивановке, говорят, перевыполнили разверстку и ни одного середняка не тронули. А мы что делаем? Мне стыдно перед ними, — и он показал рукой в сторону собиравшейся во дворе и около ворот толпы.
Харин поправил на ремне наган и, подойдя к амбару, скомандовал:
— Хватит демагогию слушать. Ломай замок!