Сказать, что я была раздосадована, – это просто ничего не сказать.
После того как визитерша уселась на диван, предназначенный специально для посетителей, босс все-таки обнаружил свое присутствие в кабинете.
– Чем я могу быть вам полезен? – вежливо осведомился Родион Потапович, подозрительно косясь на издыхающий под телесами клиентки диван. В свое время этот диван выдерживал нагрузки просто-таки гигантские, к примеру, на нем сидел банкир Краснореченский по прозвищу Толян Два Центнера со всей охраной в придачу.
Но наша посетительница, верно, входила в еще более грозную весовую категорию.
– Уф… Родион Потапович?
– Совершенно верно, – учтиво подтвердил босс и даже голову склонил в знак согласия. – С кем имею честь?
– Меня зовут Валентина Андреевна. Валентина Андреевна Ельцова. Уф!..
– Очень приятно, Валентина Андреевна. С чем же вы к нам пожаловали?
– Я попала в чудовищную ситуацию, Родион Потапович, – объявила Валентина Андреевна и промокнула уголок левого глаза платочком. – Невероятную просто.
– Это я усвоил, продолжайте, – кивнул босс. – В чем суть вашей проблемы, гражданка Ельцова? Я вас очень внимательно слушаю.
Ельцова подозрительно оглянулась на меня. Ее щеки снова подпрыгнули.
– А… – начала она.
Родион поспешил ее успокоить:
– Не волнуйтесь. Это Мария, моя ассистентка и компаньон. Если у нас все сложится, то ваше дело будет вести она, а за мной – лишь информационное и аналитическое обеспечение. Так что говорите смело.
– Но… как же…
– Валентина Андреевна, я понимаю, что вы хотите открыть вашу проблему минимальному числу людей, но Мария как раз и попадает в этот необходимый минимум.
– Да, да, – кивнула она. – Хорошо.
Я уселась на диване в некотором отдалении от нее. Откровенно говоря, мне хотелось, чтобы у нас не «сложилось», пользуясь обтекаемыми формулировочками босса. Эта перекормленная Валентина Андреевна не понравилась мне с первого раза. Не люблю чрезмерно мясных людей. Они или очень добрые, или очень злые, но в любом случае от них очень много шума и треснувшей мебели.
– Родион Потапович, вы, наверное, слышали об убийстве Таннер… вдовы банкира Таннера из Немецкого банка? – проговорила Валентина Андреевна.
Родион нахмурился. За последнее время он слышал мало чего, что выходило за границы очерченных мною двух основных тем: Тапика и чемпионата мира по футболу-2002.
Я пришла к нему на помощь:
– Вы должны были слышать, босс. По телевизору и в газетах… да и весь Интернет, верно, наводнен. Это, кажется, было совсем недавно? Позавчера, не так ли?
Ельцова закивала:
– Да, да. И в этом убийстве обвинили моего сына. Теперь он находится в следственном изоляторе. Но он никого не мог убить. Он неспособен на убийство, он с детства очень мягкий и душевный человек… он…
– Валентина Андреевна, – мягко прервал босс сетования госпожи Ельцовой, стремительно и верно переходящие в обычные старушечьи причитания, – успокойтесь и излагайте все по порядку. Может, вам стакан воды? Сигарету, сигару?
– Н-нет. Спасибо. Со мной бывает… вы не обращайте внимания. Если только… коньяку? Стопочку, и…
– Это можно. – Босс, как фокусник, извлек буквально из ниоткуда бутылку «Хеннесси», ловко кувыркнул ее в руках, наливая. – Мария, будь любезна, передай Валентине Андреевне.
Ельцова выпила и продолжила:
– У него, если бы все сложилось иначе… сегодня должна быть свадьба. Понимаете? А ее, Татьяну Оттобальдовну, мою старую подругу, убили за два дня до свадьбы Алеши. И его… представляете, и его обвинили в ее смерти… в том, что он убил ее, Таннершу… Таню Оттобальдовну! Понимаете?
– Пока что нет, – терпеливо сказал босс. – Вы излагайте, Валентина Андреевна, не волнуйтесь. Все нормализуется. Коньяк хороший.
Коньяк-то, может быть, был и хороший, но он не внес ясности в тот вопиющий сумбур, что, по всей видимости, бушевал в голове нашей массивной гостьи. Гражданину Шульгину с его аналитическим складом ума и прекрасно подвешенным языком хорошо говорить: излагайте. А у Ельцовой получалось плохо. Давил жир, давил страх, на сердце лежала большая холодная жаба.
Сказать, что говорила она бестолково, – это ничего не сказать. Иногда у меня создавалось впечатление, что она говорит с нами на чужом языке. Сумбур вместо четко изложенной событийной последовательности. Впрочем, каков человек, так и построена его речь, я уже неоднократно в этом убеждалась.