Интересно, думала Элизабет, идет ли речь о том самом “усатом банкире”, который умер от проблем с сердцем?
— Ты сможешь его описать? — тронула она девушку за плечо. — Я рисую. Могу написать портрет, а ты скажешь, он это или нет. Ты вообще много помнишь лиц?
Растерявшаяся Николь замотала головой, а потом, задумавшись, вдруг кивнула.
83
Ушла из Института Элизабет без Николь, но с портретами.
Как она и думала, на четырех портретах - жертвы. Хотя если кто-нибудь спросит мнения Лиззи, она скажет, что жертва тут всего одна. И она осталась со своей наставницей в здании, правда, пообещав явиться в суд, как только понадобится.
Явится ли?
Кроуфорд была уверена, что да. Даже если ректор попытается утащить девушку на край света, подальше от правосудия, Николь явится в суд. Теперь она считала себя виноватой во всех этих смертях, а убегать от ответственности было не в ее стиле.
Сама Лиззи, конечно же, не стала ничего рассказывать. Лишь о детстве девушки, о том, что у нее был брат. Но Николь и сама об этом догадывалась, иначе бы не явилась в родной дом, где нарвалась на пару расследующих дело ударников. Там она тоже искала ответы.
Говорить же о клубе и его грязных делишках было слишком рано. Элизабет по-настоящему рассчитывала на реакцию Николь в зале суда. Они найдут самого лучшего защитника, тут Мэйсон точно не подведет, и смогут превратить обвиняемую в обвинителя. Жаль, самой ударнице не придется присутствовать на процессе, но она постарается сделать все, чтобы оправдать девушку.
Картину того, что произошло и кто виноват, Кроуфорд уже дорисовала. Последняя жертва, тот, что на рельсах, был аптекарем. Поставлял в клуб зелья. Сложно было сейчас сказать наверняка, пользовался ли он услугами, или Николь его видела во время поставки. А, быть может, ему приходилось лично вливать свое варево девочкам в глотки. Но раз Ник ему мстила, значит врезался в память он ей знатно. Точно не просто прохожий.
О зверствах усатого старика-банкира оставалось только догадываться, так как выдавить из себя все увиденное Николь так и не смогла, настолько это было тяжело. Зато становилось понятно, что этот говнюк, по-видимому, стал второй жертвой девушки, но это никак не связали с ней. Да и не могли, просто внезапная смерть у всех на глазах.
Допустим, "мужчина из молочного", как раз первая жертва, мог оказаться рядом с девушкой как раз в момент пробуждения ее силы. Она могла попросту не контролировать себя, как это бывает в момент всплесков у начинающих магов. Сама Николь ничего не могла сказать, она его не помнила. Только лицо, которое всплывало в воспоминаниях и вызывало неприязнь…
Четвертый портрет - лицо для Кроуфорд неизвестное. Но теперь с ним хотя бы можно было работать, выяснить кто такой и чем согрешил. Какой-то разнорабочий, если верить словам Колина. Точнее, как предполагала Элизабет, не совсем настоящего Колина.
Она думала, что подсознательно Николь помнила брата. Помнила то, что он всегда был ее защитником, и потому инстинктивно полагалась на его помощь даже спустя много лет. Скорее всего, подсознательно перенося свое сознание к обидчикам, она принимала облик брата. Ведь это именно он должен был защищать ее от этих извергов.
Вот он как бы и защищал.
Интересно все же… что натворил разнорабочий?
Лиззи, глядя на портрет, шагнула за ворота института. И тут ее фактически с головой накрыла волна различных звуков, она даже растерялась. Для начала - из кармана непрестанно орал Баррет.
Видимо, на территории ИмИна коммуникаторы просто не работали. И, судя по всему, этому факту капитан был не очень рад.
Рыжая выхватила из кармана вибрирующую голосом Криса пластинку как раз в ту минуту, когда он угрожал пустить по ее следу стаю лисиц.
— Да не орите вы. В смысле, ты, — быстро поправила себя Лиззи. — Я в Институте была. Что случилось?
— Пляши, дорогая, — как-то неестественно злорадно ответил Кристофер. — Наш арестант по делу о торговле магами чуть не умер в камере предварительного заключения.