- Вы были единственным ребенком в семье? – влез я с вопросом.
- Что вы! – Терентьев рассмеялся. У меня было 5 сестер. Три из них живы до сих пор, Мой батюшка был не только талантливым скототорговцем, но и не менее талантливым семьянином…
Когда в 1915 году была открыта Алтайская железная дорога, которая прошла рядом с Бердском и связала его быстрым сообщением с Новониколаевском и Барнаулом, дела моего отца вообще пошли в гору. И если бы не всеобщая мобилизация, в связи с начавшейся войной, предприятия Кузьмы Ивановича гремели бы по всей России.
А зимой 1917 года власть в уезде оказалась в руках Новониколаевского совета. В январе 1918 года в Бердской волости был избран Совдеп, председателем которого стал рабочий Никифор Зверев, а его заместителем сын нашего соседа Валькова - ненормальный Афанасий.
- Что значит, ненормальный? – спросил я.
- Да он с детства был чуток того…,- старик выразительно покрутил пальцем у виска, - а потом пошел по политической линии. Поддерживал большевиков. Был настолько увлечен идеями Троцкого и Ленина, что лично обвинил собственного отца в сокрытии от Советов хлеба и подвел его под расстрел. Арестовали и членов семьи, отправив в Томск, все имущество и земля Вальковых перешли к государству, кроме дома, который принадлежал Афанасию. Теперь в нем пекарня и магазин….
Совдеп провёл национализацию бердских предприятий, установил рабочий контроль на мельнице купца Горохова. Нас не тронули, из-за политического ссыльного прошлого отца. Ему даже предложили необсуждаемое сотрудничество – он вынужден был войти в секретариат волостной управы.
После начала Гражданской войны Бердск оказался в руках белых, Зверев и Вальков создали партизанский отряд, который действовал в окрестностях Бердска. Активные действия партизан привели к тому, что в июле 1919 года в Бердск для борьбы с партизанами на трех пароходах прибыла крупная воинская часть,. Возле нашей деревни Сосновка, чуть западнее, - Тимофей Кузьмич взмахнул рукой, - состоялся бой, в котором партизан разбили. Были арестованы и расстреляны многие руководители отряда и управы , а взятые в плен Зверев и Вальков сумели бежать, перебив охрану, и впоследствии снова собрали партизанский отряд.
- А у Валькова-сына была семья?
- Нет. Я уже говорил, что деревенские считали его местным дурачком…
Может быть, в Бердске была какая-нибудь женщина? Я не ведаю. Помню только…, мне лет 12 было. Петр Логинович организовал свадьбу Афанасия с девушкой с Лесиной заимки, запамятовал ее имя, но прожили они вместе совсем не долго. Она ушла от него, а потом на фронт уехала. Сестрой милосердия.
Мы снова помолчали.
- Время было неоднозначное, - тихо продолжил Тимофей Кузьмич, - многие не могли определиться с симпатиями: за красных, за белых? А я вам так скажу. Натворили кровавых делов и те и другие. Тысячи невинных жертв лежат до сих пор незахороненными в наших окрестностях. Тогда же еще и тиф свирепствовал. Почитай, пол деревни умерло.
- Тимофей Кузьмич, а вы не слышали о страшной находке на месте бывшей заимки, в лагере «Олимп» прошлой осенью?
- Слышал, конечно. В том районе как раз был ожесточенный бой колчаковцев и партизан Зверева.
- А вам известна судьба владельцев заимки, Тимофей Кузьмич?
- Знаю, что Леонтий Лесин, пасечник, умер от тифа в Гражданскую. А жена его…запамятовал имя ее…
- Ольга, - подсказал я
- Точно, Ольга… пропала в девятнадцатом, кажется…без вести.
Терентьев глубоко задумался.
- Мне-то в двадцатом восемнадцать стукнуло. В Красную армию вступил – служил в Иркутске…Но судачили деревенские, будто в то время на заимке его дочь объявилась…Однако, утверждать это не берусь. Не было меня здесь.
Где-то в глубине дома послышался мелодичный бой часов. Тимофей Терентьев проводил меня до калитки.
- А что с вашими родителями стало? – поинтересовался я напоследок.
- А что родители? Работали, детей воспитывали. Мама в 55-ом умерла, отец в 56-ом. Здесь, в Сосновке похоронены.
Я перешел улицу и медленно двинулся в тени аллеи старых высоких тополей, посаженных, наверное, еще при жизни Терентьевских родителей. Едва вылупившиеся из почек, молоденькие листочки невероятно пахли свежестью и дождем. Я посмотрел вверх. С запада двигалась огромная черная туча, предвещая скорое его начало. Оглянувшись, я замер. К кованой калитке из чугунных прутьев торопливым шагом подошла пожилая женщина плотного телосложения в малиновом пальто, с прямыми короткими окрашенными в желтый цвет волосами под кепкой с маленьким козырьком и с пластиковым пакетом в руках. Когда она вошла во двор Тимофея Терентьева, мой мозг заработал с такой энергией, что я явственно услышал под черепом методичное поскрипывание шестеренок и колесиков.