Подойдя к «Ниве», благоразумно оставленной на соседней улице, я нашел Толика спящим на заднем сидении. После привычных уже оправданий: « чуть только прикрыл глаза», « погода так и шепчет – поспи», он завел мотор и повез меня к Дому Культуры.
На репетицию спектакля собрались не только участники театра, но и большое количество зрителей, в числе которых я прошел в зрительный зал.
Действительно, игра самодеятельных актеров была великолепна. Правда, на мой взгляд, цирюльник Голохвастов в роли участкового Волошина был несколько толстоват для стройной, молодой Прони Серко Галины Паниной. А Тимофей Кузьмич в роли отца Прони был просто неподражаем.
После репетиции я прошел за кулисы . Галю я нашел в отдельной гримерной с руководителем театра. Ирина Самойловна представила нас друг другу. После нескольких комплиментов относительно игры, я сказал:
- Галя, мне необходимо задать вам несколько вопросов, касающихся не только театра.
- Конечно, Иван Васильевич.
Ирина, сославшись на неотложные дела, оставила нас наедине.
- То платье, в котором я видел тебя на фотографии в кабинете Ирины Самойловны…
- А…Это? Реквизит для спектакля по Островскому…
- Именно в нем ты играла приведение под окнами стариков Коробовых в лагере?
Лицо Галины покрылось розовыми пятнами. Она смущенно опустила глаза.
- Так вам все известно? – она села на краешек стула.
Я, молча, подошел к кушетке возле небольшого журнального столика, не спеша уселся, закинув ногу на ногу.
- Не хватает нескольких деталей…
- Хорошо. Что вас интересует?
- Сначала – мотив…
- Просто хотели с пацанами срежиссировать и обыграть загадочную смерть женщины из прошлого, которая превращается в привидение…Ну и напугать деда…он Егора гнобил, чтобы тот на мопеде по территории не гонял.
- Егор, это Горшенин что ли?
- Ну, да…
- А Максим и Леонид на подтацовках?
- Ну, да…
- А кто же был звукорежиссером? Гражданка Коробова уверяла, что слышала людские разговоры и ржание лошадей…во время представления.
- Ленька притащил магнитофон старый,- она кивнула в сторону, где на тумбочке стояла старинная кассетная «Весна», - из театральной фонотеки записали кое-что для большей реалистичности…Засунули маг в саквояж, который Макс нашел в котловане…
Я поднялся и взял в руки магнитофон. Ползунки управления звуком были выполнены в виде черных урезанных пластмассовых цилиндров. Ползунок тембра некрасиво топорщился железным стержнем, лишенный этой дизайнерской находки славных времен развитого социализма.
- Как далеко в плане творчества вас продвинуло режиссерское вдохновение в этом жестоком спектакле? Или дальнейшего сценария пока нет?
- Если честно, - Галя, наконец, прямо посмотрела мне в глаза, - мы больше не хотели заниматься чем-либо подобным. Мы хотели предложить Ирине Самойловне на этой теме сочинить сценарий нашего авторского спектакля…Правда боялись рассказать, что мы нашли в саквояже ее дневник…
- Вот как...Ты уверена, что этот... саквояж и дневник - вещи погибшей?
- Содержание дневника явно указывает на это...
- Я хотел бы взглянуть ...
Галина шмыгнула куда-то за черную ширму с никилированным каркасом и вскоре появилась с дерматиновой папкой в руках.
- Иван Васильевич, дневник внутри, некоторые страницы тетради испорчены...
- Саквояж...
- Он у Макса дома. Он порядком истлел с одной стороны. Если нужно...
- Ладно, я увижусь сегодня с твоим братцем.
Я попрощался и взялся за ручку двери грим уборной.
- Вы, правда, никому не расскажите, Иван Васильевич?- доверчивые, широко раскрытые глаза девушки напомнили мне что-то очень милое и родное.
- Нет, Галя. Если вы выполните мою просьбу…
- Не сомневайтесь, Иван Васильевич.
В фойе я увидел Тимофея Кузьмича живо беседующего с каким-то седым мужчиной. Я подошел. Нас представили. Это был представитель районного Отдела Культуры из Искитима. Когда мы с Терентьевым вышли на бетонный порог Дома Культуры,шел дождь. Поглядывая на пузыри в образовавшихся лужицах на асфальте, я спросил:
- Я сегодня был не единственным вашим гостем, Тимофей Кузьмич. Какая-то миловидная женщина в малиновом пальто нанесла вам визит прямо вслед за мной.
Глаза старика посветлели. Он улыбнулся и сказал: