Якушев, сидевший перед поручиком на стуле, сильно побледнел и испуганно посмотрел на Григорьева.
- Но я не…Господа…
Евгений неожиданно резко опустил кулак на стол. Якушев вздрогнул и обмяк.
- Нам известна ваша роль в организации переворота, - Евгений наклонился над бумагами, - когда в середине сентября в Томске возобновилась работа Сибирской областной думы, вы в числе эсеровского большинства настаивали на изменении состава Временного Сибирского правительства. Это вы, Якушев, вели переговоры по прямому проводу со своими сторонниками в Уфе, Иркутске и Омске.
Евгений не спеша закурил сигару, пустил дым прямо в глаза зажмурившегося Якушева, встал, обошел стол и остановился за спиной арестанта.
- Вы знаете, милостивый государь, что в условиях гражданской войны вас могут казнить. Расстрелять…
Якушев в панике закрыл лицо руками. Он плакал.
- Иван Александрович, в сложившейся ситуации, - Дорогин положил руку на плечо Якушева,- я бы вам рекомендовал немедленно написать заявление о скорейшем желании покинуть Омск и больше в него не возвращаться…
После этого я обещаю вам, посодействовать в освобождении из-под стражи…
Евгений открыл сейф и достал пачку бумаги. Небрежно бросил на стол, макнул перо в чернила и осторожно подал его Якушеву.
Крутовский и Шатилов после недолгих, блестяще проведенных Дорогиным «доверительных» бесед, под угрозой расстрела, письменно заявили о своей отставке "ввиду преклонного возраста и болезненного состояния здоровья", а также о непреодолимом желании тоже срочно покинуть Омск.
Новосёлов, однако, оказался крепким орешком. Он категорически отказывался написать заявление о своей отставке с должности Министра внутренних дел.
- Александр Ефремович, удивляюсь вашему упорству… достойному, прямо скажем, упрямству осла. Что вас удерживает в этом стаде обреченных политиков, истерически рвущихся к власти? Вы – ученый, писатель. У вас, в отличие от товарищей – здоровое будущее… Они-то вас уже предали, отказавшись от целей всех вас объединявших…Вы остались один.
- Я предпочту законный суд вашим иезуитским штучкам, Дорогин.
- Ну что ж. Очень жаль. Передаю вас в руки прокуратуры.
- Мы еще поговорим о законности моего пребывания в этом учреждении, - уходя в сопровождении охранника, сказал Новоселов.
Как только дверь за ними захлопнулась, Евгений сказал, собирая бумаги со стола:
- Ничего. Посидит два-три дня на воде и хлебе - сговорчивее станет.
- Как у тебя дела, Юра, в типографии?
- Слава Богу. Работа идет.
- Твой агент Сопов заслуживает всяческой похвалы. Весьма ценный человек. Его литературная деятельность помогает ему внедряться в круги различного политического и социального общества, что очень важно для разведчика.
- Да, Женя. Мы договорились, что в документах он будет значиться под псевдонимом Рембо.
- Почему Рембо?
- Уж очень он благоволит к его творчеству…
- Ты знаешь, с другой стороны, Юра, я очень подозрительно отношусь к творческим личностям. Их тонкая, ранимая материя весьма чувствительна к боли…а их эгоизм может быть использован противной стороной…Будь бдительным. Не исключай ничего…И, потом, никому не верь…
Юрий вернулся домой затемно. Евдокия дежурила в госпитале. Он зажег свет в гостиной, налил пол стакана коньяку из бутылки в шкафу и залпом выпил.
Сел за стол, вытянув ноги. Заложив руки за голову, потянулся. Какая-то тревога, неопределенная и неуловимая, жила в его голове последнее время.
Спиртное расслабляющей волной пронеслось по телу и приятно растеклось теплом по затылку.
Юрий чувствовал подсознательно: в городе что-то готовится. У него не было конкретной информации, но какая-то животная, древняя и не видимая функция организма, сигнализировала ему об этом тревожным, нервным шевелением под сердцем.
23 сентября 1918 года. Омск
Юра рано утром, еще не было 7 часов, поехал в штаб на срочное совещание.
Сказал, что будет поздно. Просил ужинать, не дожидаясь. Ситуация в городе не простая. Беженцы роют землянки за чертой города, чтобы как-то пережить зиму. Опять участились случаи заражения тифом. Из—за небывалого наплыва приезжих из других областей – безработица и нищета.