28 сентября 1918 года, Омск
Обедали в ресторане «Россия» своей обычной «субботней» компанией. Город стал мне почти родным. Мне иногда кажется, что заимка наша стоит не в новониколаевской глуши за Обью, а где-то в желтеющей роще у Иртыша.
Сам по себе Омск занятен, особенно населением. Сплошь типично столичные физиономии, столичное оживление. На каждом шагу - или бывшие люди царских времен, или знаменитости революционной эпохи. Но грустно становится, когда смотришь на них, заброшенных судьбой в это сибирское захолустье: - нет, увы, это не новая Россия, это не будущее. Это - отживший старый мир, и ему не торжествовать победу. Грустно.
Это колонны уходящего в вечность прошлого. Нужно побывать в обеденные часы в зале ресторана "Россия", чтобы почувствовать это живо и осязательно...
Понимаешь, сознаешь, ощущаешь все это, - и все же не оторвешься от круга уходящей жизни, ибо в ней - корни и души, и тела... С ней умереть, с ней уйти... Ужели, в самом деле, так? Странно…
Григорьев мой последнее время грустен и задумчив. В четверг принес тысячу рублей и велел всё истратить на наряды и фрукты.
Приятный обед под конец был испорчен пьяными офицерами за соседним столиком.
В субботу, по обыкновению, за столом, в глубине шикарного зала ресторана «Россия», у окна с видом на Любинский проспект, обедали пять человек: Григорьевы - Юрий и Евдокия, Петр Сопов с невестой Пелагеей Соломиновой и Евгений Дорогин, только что получивший звание штабс-капитана.
Друзья предпочли блюда русской кухни. Сегодня угощал Дорогин. Евгений не поскупился. На столе были пожарские котлеты, поросенок, зажаренный в водке, осетрина. И, разумеется, пироги и расстегаи, приготовленные великолепно, так, что таяли во рту.
За соседним столом гуляла компания чешских офицеров. Капитан Сергей Гайда, фармацевт по профессии, служил срочную в горнострелковом полку австро-венгерской армии, затем женился и поселился в городе Шкодер. Когда началась Первая мировая война, он был призван в австро-венгерскую армию, но в 1915 году Сергей сдался в плен и перешел на службу в черногорскую армию, а в 1916 году прибыл в Россию и служил доктором в сербском полку, затем в Чехословацкой бригаде. Теперь он был назначен командиром роты 2-го чехословацкого стрелкового полка. Именно это событие и праздновали его товарищи, изрядно захмелевшие и шумно себя ведущие. Особенно громогласным был виновник торжества. Подполковник Войцах Сергиевский, начальник штаба полка и поручик Ян Сыровский, заместитель Гайды составляли компанию изрядно набравшемуся капитану.
Некоторое время они шумели обособленно и, не выходя за рамки приличия. Однако, потом их поведение стало обращать на себя внимание посетителей.
Наконец, Гайда, обернувшись, сделал неприличное высказывание относительно гардероба Григорьевой:
- Мадам, - заплетающимся языком сказал капитан, пялясь на широкое платье Евдокии, скрывающее беременность, - слишком долго носить одно платье очень вредно для организма…Товарищи его громко засмеялись.
Юрий побледнел, резко поднялся из-за стола, выхватил из вазы цветы, а содержимое немедленно плеснул обидчику в глаза. Капитан потянулся к кобуре, но удерживаемый за руки собутыльниками, зло выкрикнул:
- Поединок. Я требую поединка…
- К вашим услугам, капитан. На любых условиях, в любое время.
Обед был безнадежно испорчен. Пьяная троица покинула ресторан, а Григорьев с друзьями без вдохновения покончив с десертом, отправились на запланированное ранее представление цирка «Спорт-Палас», где знаменитый борец Иван Яго демонстрировал свою силу в борьбе с двумя рабочими лошадями, а «король смеха», комик и жонглер Карро смешил публику своими эпиграммами и шутками.
Антон уснул на моем плече. По телевизору начались новости. Я осторожно отложил дневник Евдокии Григорьевой ( теперь это совершенно установленный факт, - фамилия автора дневника Григорьева).
Раздумья мои прервали вернувшиеся с «голосования» тесть и теща. Увидев спящего Антона, Нина Алексеевна строго шикнула на тестя, начавшего громко излагать свои не очень оригинальные мысли об организации референдума и о мутной личности самого Президента.
Теща бережно перенесла Антона в кровать, закрыла дверь в детскую.
- Иван, ты можешь пойти теперь проголосовать…