Одновременно, конным отрядом казаков атамана Красильникова были заблокированы все соседние улицы и переулки.
Интересующее контрразведку здание состояло из кирпичного этажа с рядом больших фасадных окон, выходящих на улицу Суровцева и деревянного рубленого второго этажа, где было 26 квартир. В одной из них, номере десятом, в первом этаже и проходил тайный сход.
Позади дома располагались огороды, за огородами проходила железная дорога. Расположив пулемет в заброшенном сарае напротив входной двери дома, поручик всматривался из-за укрытие в единственное, выходящее во двор, окно десятой квартиры. Неожиданно дверь распахнулась, выбросив на морозный воздух клубы пара, и неодетая женщина, в которой Юрий тот час узнал Глафиру, без головного убора, в одной кофте, босиком выбежала в снег.
Позади нее показался бородатый мужик, тоже без верхней одежды.
Женщина, держа в руках какие-то бумаги, шагнула в сторону милиционеров, притаившихся в засаде. Однако тут же была настигнута преследуемым и грубо затянута в помещение.
На принятие решения Григорьеву понадобилось меньше минуты. Ворвавшись в квартиру, милиционеры застигли заговорщиков врасплох. Те даже не сумели оказать сопротивление. Как сидели за столом в тягучем махорочном облаке, так и остались сидеть под прицелом винтовок и револьверов.
Разоружив двадцать человек, Юрий не обнаружил среди арестованных хозяина квартиры Лукина. Да и Глафиры нигде не было.
Вдруг, в раскрытую настежь дверь солдат втолкнул бородатого мужчину с окровавленными руками, того которого Юрий видел на пороге дома, во дворе.
- Господин поручик, Лукин, хозяин квартиры, под лестницей прятался…
Супружницу…свою…это… порешил. Ножом, прямо в сердце.
Григорьев выбежал в коридор. Под деревянной лестницей в луже крови, неестественно подогнув ноги, лежала Глафира. Вокруг были разбросаны бумажные листы с напечатанным на машинке текстом. Любопытные соседи, выглядывая из своих квартир, охали, ахали и закрывались на засовы и цепочки.
- Рядовой, - Юрий тронул за рукав шинели молодого бойца, - документы нужно собрать….Он медленно расстегнул кобуру, достал револьвер. Быстрым шагом вошел в квартиру, где за столом все так же сидели с поднятыми руками заговорщики, а в ногах унтер-офицера, на коленях стоял Лукин.
- За что убил бабу?
- Пошел ты…
Григорьев приставил ствол к лохматой голове бородача и нажал на спусковой крючок.
Порою люди замерзают не от стужи или голода, а от сердечного холода. В.П.Рычков.
ГЛАВА 19.
Порою люди замерзают не от стужи или голода, а от сердечного холода. В.П.Рычков.
Поручик перешагнул через мертвое тело Лукина и, подойдя к столу, схватил левой рукой за курчавые волосы голову молодого большевика, с ужасом наблюдавшего за происходящим, приставил к его виску «наган».
- Среди вашего стада не хватает двух баранов. Я хочу знать, куда они подевались, - у Юрия что-то померкло в голове. Невероятная, все поглащаюшая темная туча ненависти и зла накрыла его рассудок. Многонедельное нервное напряжение включило невидимую биологическую реакцию организма – глаза его горели каким-то адским, черным огнем, мышцы требовали действий, мозг работал быстро, чётко, но в строго ограниченном, вызванном необходимостью решения сиюминутных задач, режиме.
Юноша беспомощно оглядывал молчавших товарищей, сильно дрожал и всхлипывал.
- Ну!, - Григорьев тряхнул голову заговорщика так, что с его носа упали на пол очки. Тот еще больше затрясся, но не проронил и слова.
Выстрел отбросил юношу на пол, хрустнули раздавленные телом линзы очков. Юрий подошел к следующему. Это был академического вида пожилой человек, с круглой красной лысиной на макушке.
- Вопрос, милейший, всё тот же…,- ствол оружия грубо уперся в подбородок мужчины.
- Они ушли через окно на кухне, - едва слышно проговорил он, бледнея.
Григорьев отдал необходимые распоряжения. Подозвал к себе одного из унтеров.
- Я забираю этого академика, и еще четверых. Остальных – расстрелять. Как оказавших жесткое сопротивление. Это лучше сделать за железнодорожной насыпью.
Солдаты под конвоем увели арестованных. Четверых Юрий приказал пока закрыть в подвале дома, выставив охранение, а академика усадил за стол . Это оказался бывший эсер Сосунов, примкнувший в Челябинске к большевикам и занимавший ранее пост комиссара в одном из подразделений Блюхера.