Неспокойно в низах, возможен внутренний взрыв, если продолжатся неудачи на фронте. А они, увы, продолжаются, положение ухудшается. Фронт приближается к Екатеринбургу и Челябинску, хотя большевики снимают части на Деникинский фронт. Что-то будет? Ужели новые испытания ? Впрочем, не очень думаю обо всех этих возможных ужасах, глядя в ясные, как небо глаза дочки Вероньки. Верится, что все будет хорошо.
Дорогин постучал и вошел в кабинет. Григорьев встал, одернул френч вышел из-за стола и поздоровался с другом за руку. У Евгения бледное лицо, круги под глазами. Юрий предложил стул, капитан благодарно кивнул, уселся, закинув ногу на ногу, и закурил сигарету из портсигара.
- Как дела, Юра? Как здоровье крестницы?
- Спасибо. Все в порядке. Как ты? У тебя вид не выспавшегося человека…
- Вчера был на заседании блока правительства… Сброд невежд, шумящий, ищущий "виновника" и, конечно, находящий его в самом Правительстве и власти... Какие-то казацкие полковники, едва ли не впервые попавшие в "высокое собрание", делающие "большую политику. Одни хотят использовать чехов для фронта, другие мечтают о японцах -- и все это примитивно, наивно...
Все, что я вынес из этого галдежа: кажется, что японцы сменят чехов
по охране железной дороги, с благословения Совета …
Много кричали о контрнаступлении большевиков на Деникинском фронте. По слухам, уже взяли обратно Балашев и восстановили железнодорожную связь с Саратовым. Ведутся бои за Харьков и Екатеринослав. Ну, а у нас, разумеется, все отвратительно, -- судьба Екатеринбурга, вероятно, уже предрешена. В тылу -- гнусная грызня генералов, обывательская паника, рост общественного недовольства.
- А по мне, Женя, – никакие иностранцы, будь то чехи, японцы или американцы, не заинтересованы в создании сильной России. Она им не нужна. Худшие враги правительства -- его собственные агенты. То же и у Деникина, то же и у большевиков -- это общее явление, нет людей... У большевиков это устраняет чрезвычайка, но и она не может устранить преступлений агентов. Мы же мечтаем о законе. Мы можем фактически расстрелять преступников, -- но отдаем их под суд, и дела затягиваются, и дело страдает...
- Кстати, об агентах. Твой Сопов завтра выходит на службу в качестве дежурного офицера охраны. Новоявленный прапорщик комендантского взвода. Я рекомендовал его Аркадию Удинскому, как надежного человека.
- Да, спасибо тебе.
- Приходи вечером сегодня в клуб. Будет большая игра.
- Ты же знаешь, я ненавижу карты…
- Поддержишь морально друга. А, потом, там будет Иренка.
- Я тебя умоляю…
Закончив к шести с документами, Григорьев с наслаждением потянулся. Положил документы в сейф. В нижнем отделении заманчиво блеснула стеклянным боком початая бутылка французского коньяка. Чуть подумав, Юрий вытянул из горлышка с приятным хлопком пробку и от души глотнул ароматного зелья. Постоял немного, закрыв глаза, подошел к окну, где на плоском металлическом блюде стоял графин с водой и граненый стакан. Вылил в него остатки спиртного и с жадностью осушил до дна. Из ящика стола достал сигару в блестящей обвертке. Закурил, усевшись за стол.
- Пожалуй, загляну ненадолго в клуб, - подумал поручик.
Расписавшись в журнале в караулке, он вышел на Иртышскую набережную.
Тут же поймал извозчика. Закрытый, тайный клуб офицеров находился в подвале гостиницы «Россия». И, хотя карточные игры на деньги были запрещены, в уютно обустроенных бывшим московским ресторатором Паниным игральных комнатах бывали кроме прочих и весьма известные люди из Правительства.
Когда Юрий, угостившись бесплатным коньяком, подошел к игральному столу, утопающему в табачном дыме, игра достигла своего апогея. Напротив друг друга сидели два игрока. Спасовавшие с любопытством и азартом наблюдали за поединком. Ротмистр Кафаров, помощник всесильного Злобина с ехидной улыбкой смотрел на Евгения Дорогина, бледного и потного, который открывал свои карты. Позади азербайджанца в кителе мужского покроя, белой сорочке с галстуком и бокалом в руках маячила Иренка Прохазка, которая при появлении Григорьева послала ему воздушный поцелуй…
- Вы опять проиграли, капитан, - бросая карты на стол и брезгливо морща губы, сказал ротмистр, - желаете расплатиться?