К девяти часам вечера, когда не на шутку разыгралась метель, въехали в Ярково. Ночевали в большом добротном доме зажиточного купца - двоюродного брата Харламова, Егора Пронина. Богатая усадьба располагалась в сосновом бору. Впервые за все время, которое они были в пути, путникам удалось помыться в бане, и выспаться на настоящих постелях, на перинах с чистым постельным бельем.
Завтракали в светлой комнате. Жена и взрослая дочь Егора угощали беженцев пельменями, сливочным маслом, молоком, кислой капустой, солеными огурцами и помидорами.
Сам хозяин выставил на стол четверть самогона. Жена, Валентина поставила перед каждым мужчиной граненые стаканы и поднесла очередную порцию горячих пельменей в огромной чашке. Егор, краснощекий, полный человек с веселыми глазами и рыжеватой бородой на круглом лице, встал, вытащил с характерным хлопком самодельную бумажную пробку из бутыли, и налил всем в стаканы на треть мутноватой, сильно пахнущей жидкости.
Григорьев с Дорогиным смущенно переглянулись.
- Не сомневайтесь, господа, - купец уселся на свое место и взял в руки свой стакан, - продукт личного производства, не для продажи, души для.
- Да мы не сомневаемся, - Григорьев посмотрел на сидевшего напротив Афанасия.
- Егор, - обращаясь к брату, сказал тот, - господа не привыкли пить спиртное так рано.
- А у нас говорят: "С утра не выпил - день пропал!". Все рассмеялись. Выпили, дружно чокаясь. Закрякали. Потянулись за закуской.
- Кушайте милые, не стесняйтесь, - Валентина краешком полотенца вытерла глаза, - сколько же вам пришлось ? Да еще с малой деткой.
Она с нежностью погладила по головке Верочку, сидевшую на коленях у матери, с большим усердием и удовольствием сосавшую самодельный сахарный леденец на деревянной палочке.
- Сегодня грех не выпить, - Егор отправил в рот пучок капусты, взятой из общей чашки прямо руками, - нынче по новому календарю...как его к лешему?...григорианскому, что ли? Да. Михайлов день. Ранее его праздновали 4 ноября. Так, теперь мы его два раза празднуем...
- Что же и службу два раза несут в церкви?- усмехнулся Дорогин.
- Бес его знает. При красных нашу закрыли, так доселе и не сподобились возвернуть. Некоторые в Новониколаевск ездят, другие в Бердское. А теперь похоже, опять большевики власть возьмут? - Егор налил еще, - смотрю, господа, бежит Колчак...
За столом повисла гнетущая тишина. Достаток и чистота, добрые хозяева, тепло и уют, казавшиеся еще минуту назад естественным порядком, показались вдруг зыбким и временным исключением...
- А разбойники не шалят здесь? - чтобы разрядить гнетущую атмосферу, спросил Юрий.
- Как не шалить? Шалят. Вы вот, сказывал брат, - он бросил быстрый взгляд на Афанасия Харламова, - в Сосновку направляетесь. Так там прошлым месяцем наши конные дружинники с бердскими милиционерами разбили большую банду местного атамана Саши Зимина. При обыске в хате лесника и пристройках обнаружили 100 ящиков оконных стекол, 10 ящиков сухой кристаллической краски, приводные ремни, коровьи сырые кожи, масло, винтовки с патронами, 12 лошадей с упряжью. В лесу наши устроили засаду, и перебили 20 бандитов, да в плен взяли дружков Сашиных - Ивана Волошина, Матрену и Михаила Дёминых . У них изъяли пять револьверов и несколько чистых листов бумаги с липовыми печатями. Задержанные сознались в организации налетов на магазины, фабрики, на обозы беженцев.
- Скажите, Егор, - обратилась к хозяину Евдокия, - вы как будто хорошо знаете Сосновку, а случайно не знаете Лесиных ?
- Лесиных? - Пронин выразительно почесал затылок.
- Знал я Леонтия Лесина, пчеловода. Но он на заимке жил, не в Сосновке... Мы у него ночевали как-то, когда с базара бердского возвращались. Сгорел недавно от тифа.
Егор перекрестился.
- А матушка? - всхлипнула Евдокия.
- Елизаровна? Жива-здорова, слава Богу...
Евдокия закрыла глаза, прижав к груди Веру. Григорьев встал из-за стола, обнял жену из-за спины:
- Не плачь, милая, не плачь...
- Что ж это?- растерянно выдохнула Валентина, - Леонтий ихний папаша что ли?
- Цыц ты! - досадливо шикнул на жену Егор.
- Ехать вам никак нельзя! Пока буран не перебесится, - убеждал Егор брата, -
это тебе не большак, собьетесь с дороги, с ребенком малым да бабой - конец вам. Ночуйте сколько хотите, а я грех на душу не возьму. Не пущу!
На дворе действительно творилось что-то невероятное. В двух шагах невозможно было ничего разглядеть. Решили переждать.
А утром, двадцать третьего, погода изменилась кардинально. Легкий морозец, невероятный штиль и солнце, заливающее нежным светом все окрестности.