- Скажи своему одноухому начальнику, что после этой встречи, фраза "надрать уши" станет для него совершенно бессмысленной, - Григорьев рассмеялся. Не удержались и Евгений с Афанасием. Их смех громко раскатился под сводами елей так, что вороной казака вздрогнул всем телом и метнулся в сторону.
- Дело хозяйское, - урядник резким взмахом сбросил и разрубил в воздухе падающую белую тряпку и пустил лошадь в галоп.
- Ну, все, братцы. Помолимся. Да поможет нам Господь.- Дорогин, сбросив перчатки перекрестился.
В шестистах шагах отряд конников остановился, казаки спешились и принялись готовится к атаке. Подтягивали подпруги у лошадей, проверяли, легко ли шашка выскакивает из ножен. По тому, как "кожухи" и бурки бойцы дружно покидали в снег, чтобы быть налегке, можно было понять, что перед ними не зеленые призывники, а опытные бывалые вояки. Слышно было, как урядник скомандовал:
- По коням, садись, - и отряд мгновенно выстроился в двух-шеренговый развернутый фронт. Урядник Букша, поигрывая оголенной шашкой, выехал на уставную дистанцию вперед, повернулся в седле и, указывая в сторону противника, скомандовал:
- В атаку , шашки вон, рысью - марш!
Тут же поднял своего большого вороного коня в свободную рысь, сверкнули шашки, и отряд двинулся за своим командиром. Кафарова рассмотреть было невозможно, очевидно он находился во второй шеренге. Первое время они шли легко и дружно, быстрой рысью приближаясь к засаде. Однако, ближе к лесосеке лошади оказались в глубоком снегу и скорость кавалеристов резко упала, лошади тяжело задышали. С расстояния в 400 шагов по команде Григорьева оборонявшиеся открыли огонь залпами. После первого же залпа попадали передние лошади, подминая под себя всадников. После второго залпа линия атакующих перестала быть линией.
В азарте, Григорьев привстав на одно колено, скомандовал:
- Братцы, частым огнем - пли!
Это уже походило на форменный расстрел. Вперед продолжали скакать лишь те, кто не мог остановить разгоряченных лошадей, да еще те, кто даже в этой ужасающей обстановке инстинктом понимали, что на такой дистанции повернуть спину к противнику - значило стать мишенью для стрельбы в упор.
Афанасий, вкладывая в затвор очередную обойму, удивительно тонким голосом подвывал:
- Ура-а!
Основные силы всадников повернули назад, четверо во главе с урядником приблизились вплотную, но Дорогин, проявив удивительное хладнокровие и ловкость, метнул две гранаты в аккурат под ноги жеребцам. Два оглушительных взрыва опрокинули вороного Семена Букши, ранив еще одного казака слева, который с остальными пустились наутек.
Выглянув из-за саней, Григорьев насчитал три неподвижных тела кавалеристов на снегу в самом начале лесосеки, две издыхающие лошади бились в агонии. Кроме того, в 10 метрах от линии обороны, окровавленный урядник, придавленный убитым пятьсот килограммовым жеребцом, открывал рот в беззвучном крике и глаза его умоляюще смотрели на Юрия. Григорьев вздохнул, прицелился и нажал на спусковой крючок.
- Четверо холодных... Не плохо для начала, - Юрий посмотрел на Дорогина.
- Вот дураки. С ходу хотели порубать нас..., - Евгений трясущимися руками пытался достать из пачки сигарету.
- Конная атака хороша в открытом поле, а на хорошо укрытых пехотинцев - самоубийство, - Афанасий выглянул из-за укрытия, - похоже наши враги пришли в себя, - добавил он.
Казаки, оставив лошадей, растянулись цепью и с винтовками наизготовку пошли в атаку. С 400 метров дали залп. От хлипкой импровизированной защиты полетели щепки.
Со второго залпа ранили Афанасия. Пуля навылет пробила грудь. Он упал на спину и снег тотчас окрасился в красный цвет. Харламов был в сознании и лихорадочно прикладывал снег к ране, хватая его горстями. Потом затих.
Дорогин и Григорьев почти не метясь, часто отвечали огнем из винтовок. Цепь неуклонно приближалась. Расстреляв весь боезапас, друзья приготовили гранаты и вели редкий огонь из револьверов. Одна из пуль, выпущенных наступавшими, угодила Евгению в плечо, вторая - в бедро. Кое-как перевязав раны бинтами из медицинской сумки, заботливо собранной в дорогу Евдокией, Григорьев сел, опершись спиной о сани. Набивая барабан револьвера патронами, спокойно, почти умиротворенно, сказал:
- Ну вот, Юрий Ефимович, пробил и твой последний час... Жаль, Дорогин, что не придется нам с тобой попить китайского чаю, да попробовать утку по-пекински, или, там, шашлычки из ихних тараканов...А, Дорогин?
- Похоже на то, брат...
- Накормят нас вволю, - продолжал поручик,- свинцовой кашей дорогие соотечественники в мохнатых шапках, мать их в качель...