Он выглянул из-за укрытия. Цепь шла во весь рост, весело переговариваясь и лениво постреливая на ходу. Понимали - сопротивляться некому.
- Знаешь что, Дорогин? Устроим им китайский фейерверк...
- Почему китайский?- вяло спросил Евгений.
- Кажется, это косоглазые изобрели его еще в 12 веке.
Юрий положил в кобуру револьвер, из-под саней вытащил зеленый ящик с гранатами - лимонками, поставил между ног, открыл крышку.
- Как думаешь, Дорогин, девять штук - здорово жахнет?
- Пусть только ближе подойдут. Накрой, чтобы не видели, моим полушубком.
Закурили. Прислушались. Уже был слышен хруст снега под ногами наступающих.
- Давай, брат, обнимемся напоследок, - Дорогин улыбнулся. Обнялись.
Юрий нащупал рукой гранату.
Вдруг послышалась частая стрельба. Раздались несколько взрывов, так что друзей осыпало снегом и комьями мерзлой земли. Оглобли и часть полозьев разлетелись в щепки. Григорьев приподнялся на колени и увидел невероятное. С флангов из леса, ведя перекрестный огонь, бежали какие-то люди с красными лентами на головных уборах. Оставшиеся в живых казаки улепетывали к реке, где были их лошади. Но преследовавшие их, легко добивали в спину.
- Руки вверх и на колени, - Юрий услышал вдруг высокий голос за спиной. Он обернулся. Голос принадлежал женщине с маузером в руке, одетой в короткое кожаное пальто, перетянутом ремнями портупеи. На голове - фуражка с красной звездой. Лицо чуть удлиненное, большие глаза, симпатичный носик, красивая линия пухлых губ. По бокам - два огромных мужика с берданками, оба - бородатые, широкоплечие, ростом не меньше 2 метров.
Григорьев от неожиданности, наоборот, встал во весь рост. Мужик в черной ушанке, тот, что был справа, с невероятной скоростью для человека такой комплекции, в мгновение ока оказался за спиной поручика и нанес по его затылку сокрушительный удар прикладом винтовки. Юрий повалился в снег.
- Тебя команда тоже касается, - наставив пистолет на ослабевшего от потери крови Дорогина, сказала дама в коже.
Григорьев очнулся лежащим на соломе в санях с невероятной болью за ухом. Руки были туго связаны за спиной сыромятиной. Тут же, спина к спине, тоже со связанными руками, тихонько стонал от боли в ранах Дорогин. Юрий с трудом повернул голову. Партизаны с азартом ловили лошадей. В сани, на которых были офицеры, уже был запряжен гнедой жеребец. Держа его за узду рядом стоял знакомый Григорьеву садист-великан.
"Кожаная мадам" сидела на ящике с гранатами, который стоял в их поврежденных "золотых санях" и, безразлично глядя из-под длинных черных ресниц на Григорьева, время от времени доставала из бокового кармана пальто семечки, виртуозно отправляла их броском в рот и сплевывла шелуху себе прямо на сапоги.
- Дезертиры? - мрачно спросила она, когда Григорьев с трудом сфокусировал свой взгляд на ее красивом лице.
- Да...,- еле ворочая одеревеневшим языком, прошептал Юрий.
- Офицер?
Юрий с трудом уселся, опершись спиной в бруски боковых отводов.
- Поручик...
- А дружок?
- Капитан...
- Чего ж вы, господа? Надоело воевать или шкуру свою спасаете? А может, идеологические разногласия? Или конфликт другого рода?
- Марго! - человек в черном бушлате и шапке ушанке, с деревянной кобурой на боку, быстро подошел к женщине, - там колчаковец один живой, кажись из благородных...Что его? В расход?
- Тащи сюда, Леший. Очняк будем делать...
Два розовощеких молодых партизана через минуту подвели сопротивляющегося Кафарова. Без верхней одежды, без головного убора, в порванном кителе. По его опухшему и кровоточащему лицу можно было понять, что сибирские гайдамаки ротмистру уже успели навешать оплеух.
Белого офицера поставили на колени, высоко с двух сторон удерживая его широко расставленные руки.
Марго помолчала, затем вытащила из-за пояса короткую нагайку - волчатку и, похлопывая ею о собственное бедро, обошла вокруг ротмистра, певуче декламируя:
...Настанут дни, и вихрь кровавый
От нас умчится навсегда,
Взлетит опять орел двуглавый,
И сгинет красная звезда...
Сложенной вдвое нагайкой она брезгливо запрокинула голову Кафарова за подбородок:
- Звание?
Тот, крутанув головой, смачно плюнул Марго на сапоги. Женщина с размаху огрела его по голове нагайкой. Брызнула кровь. Она снова и снова с остервенением наносила удары, пока ротмистр не потерял сознание.
Леший с собачей готовностью и на какой-то взволнованно-радостной ноте спросил:
- Что его? В расход?
- Свяжите и бросьте к этим, - она указала плеткой на Григорьева с Дорогиным, - отвезем в отряд - пусть начальство решает...
Парни ловко связали Кафарова и, взяв его за руки и ноги, бросили в сани.