Общеизвестно, что около 720 ящиков с золотом, весом 37 тонн, было похищено атаманом Семеновым, не подчинявшимся ни белым, ни красным, и им же потрачено. Примерно 9 тонн Семенов переправил своей «покровительнице» — Японии. Еще часть русского золота уже после расстрела Колчака отправил в Японию генерал Розанов. Говорят, что в тот период времени золотой запас Страны Восходящего Солнца увеличился десятикратно! Деньги, потраченные Семеновым и отправленные в Японию, составили первую часть всех колчаковских сокровищ.
Вторая, самая крупная часть золотого запаса России оставалась при Колчаке. Она и получила славу «золотого эшелона".
Евдокия, выйдя во двор, постояла у двери , прислушиваясь. Маленькое оконце бани, где находились партизаны было темным - очевидно, они уже спали. Осторожно ступая, она прошла в сарай и взяла лом. Также тихо надежно подперла дверь бани. Набрав ведро воды из колодца, отправилась к омшанику.
- Куды прешь, дура? Стой, - часовой в шинели, с винтовкой на плече появился из темноты.
- Афанасий Петрович велели воды арестованным доставить.
- Подь сюды, девка, - часовой приставил оружие к двери пчельника, - дай-ка мне хлебнуть. А то до смены еще час. Тут еще курево кончилось...
Мужчина, обхватив двумя руками ведро, жадно напился.
- Хотите, я вам табака принесу? - Евдокия изображала простачку.
- Гарно, девка, - он достал из кармана ключ и открыл замок.
Едва часовой вынул замок из проушины, дверь резко отворилась, и Юрий, приставив пистолет ко лбу партизана, хрипло сказал:
- Пошевелишься - убью!
Тот выпучив глаза, часто закивал.
- Кафаров, - шепотом произнес поручик, - возьмите винтовку.
Из темноты омшаника показался ротмистр .
- Трое в дальней комнате, пьяные, но вооруженные. Двое мужчин, одна женщина, - быстро сказала Евдокия.
Помолчала, сдерживая слезы.
- В передней, на печке - Вера спит. Мама на кухне.
- Этих, - она кивнула на партизана, - заперла в бане.
Кафаров, подталкивая часового стволом винтовки, отправил его в омшаник. В конце ступеней, ударил его прикладом по голове.
- Отдохни немного....
Заперли подвал. Пригнувшись, направились вдоль плетня к дому.
В комнате царил хаос. Разлив остатки самогона, Вальков, прищурив левый глаз и склонив голову набок, говорил:
- Лёха, выпивай и шомором тащи сюда по одному беляков. Дознание буду проводить.
Марго , одевая сапоги, обнаружила под кроватью саквояж. Усевшись на пол, поставив его на вытянутые ноги, достала платье с красивой вышивкой на груди, встала, одела его поверх гимнастерки.
- Афанасий, как мне буржуйский прикид?
- Вылитая Вера Холодная, - засмеялся Вальков.
Поставив саквояж на кровать, Марго выудила из него ожерелье, которое немедля перед настенным зеркалом нацепила себе на шею, украсила пальцы кольцами и перстнями.
- Смотри, Афонька, чего я нашла, - весело кричала комиссарка, - рыжья на тыщи...
- А ну, - поднялся с места Афанасий.
- А ты, Леший, давай, тащи золотопогонника сюда..., - он рукой махнул Лешакову.
Тот, дожевывая на ходу, засобирался, шумно передвигаясь по дому, - искал папаху, одежду.
На порог, шатаясь и матерясь, вышел Леший. Остановился, пошарил в ширинке и начал справлять нужду. Обогнув сени, Кафаров зашел сзади и ловко ударил его в затылок. Оттащили обмякшее тело за дом. Собрались перед дверью.
- Успокойся, - Григорьев взял Евдокию за руку, - будь естественной. Заходишь, - берешь Веру - и на кухню. Сидите там, чтобы не случилось.
- Хорошо. Береги себя, Юра.
- Григорьев, - тихо сказал Кафаров, - давайте поменяемся оружием. Я больше привык к обращению с пистолетами. Тем более, я очень хорошо знаком с "Браунингом".
Когда офицеры быстро вошли в комнату, Вальков даже не понял кто перед ними. Свет лампы желтым пятном едва освещал половину комнаты.
- Ну что, Леший, привел живодёра? - спросил Афанасий, вглядываясь одним глазом в вошедших.
Марго, переодетая в зеленое платье на голое тело, с блестящим ожерельем и украшениями на руках, картинно лежала на кровати, закинув ноги в сапогах на высоко лежащие подушки.
Она первой пришла в себя и оценила обстановку. Рука ее метнулась к "Маузеру" в кобуре, висящей на спинке кровати. У нее это получилось довольно быстро, однако Кафаров, сделав два шага в сторону, немедля выстрелил дважды ей в голову. Обе пули прошли навылет, разметав по комнате пух из пробитой перины.
Вальков словно окаменел. Он стоял, пьяно покачиваясь, глупо таращил глаза и икал. Часто, громко и противно... Григорьев шагнул ему на встречу и со всего размаха заехал прикладом в зубы.
Четверо сонных партизан сдались без сопротивления, когда осознали безвыходность своего положения. Запертые в тесном помещении с единственным маленьким оконцем, они не имели ни одного шанса. Разоружив бойцов, Григорьев заставил их перенести Валькова и Лешего в подвал, а Дорогина в дом. Уложили на печь, Евдокия поила его, перевязывала.