– Мясницкого убили? – другого варианта мне в голову не приходит.
– Да жив, вражина. В реанимации. Подстрелили. Так, чтобы на волосок был от смерти, но выжил.
– То есть не подстрелили, а попугали?
– Можно и так сказать, любишь ты в слова поиграть. Но суть дела не меняется, хотели бы убить, убили. Три пули и все так точнехонько легли в нужные места. Ювелирная работа. Выкарабкиваться будет долго, а соображать может уже сейчас. Прислал адвоката. Будем договариваться?
– Будем, уважим людей. Когда это случилось? Меня и не было-то всего ничего. Пальцев одной руки хватит, чтобы дни пересчитать.
– В новогоднюю ночь и случилось.
– Жестоко.
– Праздновали они большой компанией в ресторане. В “Падишахе”, естественно. Там балкон на втором этаже, гости выскочили, салют смотреть. Сверкает, бабахает, все вопят. Ну и под шумок. Никто и не понял, в чем дело, все пьяные, подумали, что просто упал.
– И какие версии? Что говорят?
– Версия одна, ты его и приделал к больничной койке. За угрозу своей жизни. Таких стрелков, сам понимаешь, немного на свете.
– Польщен. Но нет, не я. У меня алиби. Встречал праздник в тесном семейном кругу, лопал пельмени и тоже запускал фейерверки, три свидетеля. Даже пять. Еще охрана.
– Кир, – Самсонов откидывается на стуле, скрещивает руки на груди. – Семейный круг? У тебя? Вдруг?
– Оставил тебя на пять минут, Самыч, а ты поэтом заделался. Позоришь спецназ.
– Кир, а как же мы? – стонет Маркиза. – Мы же твоя семья. Ты наш любимый сыночек.
– Ничто человеческое мне не чуждо, – резко отвечаю я. Хотя глупо злиться, сам же и насаждал эту легенду про одинокого джина. – Не надо меня усыновлять, Маркиза.
– Человекам не чуждо человеческое, – философски повторяет Самсонов.
– А нечеловекам – нечеловеческое, – передразниваю я.
– Ешьте лучше, – обижается Маркиза за свою стряпню. – Успеете наговориться. А то как попугайчики-неразлучники чирикаете, аж завидно.
– Очень вкусно, – хвалю я кашу, хотя едва доел. – Как в армии.
– Нашел комплимент, – смеется Маркиза, щелкая меня по затылку. – В моем доме армию вспоминать запрещаю.
– Андрей, я ни при делах. Мясницкий имел много недоброжелателей, подставы любил. Ты ж его как облупленного знаешь. Так что…
– Иметь-то имел, – рассудительно произносит Самсонов. – Только пока он тебе дорогу не перешел, никто в него не стрелял. И не один я так подумал. Ты у нас парниша суровый.
– Совпало. Случайность. И праздник. Сам сказал, салют, все бухие. Тебе говорю правду, остальным открывать глаза, кто и что, не стану, – доев кашу, я демонстративно поднимаю тарелку, чтобы лизнуть дно, Маркиза хохочет. – В общем, я домой. Мои условия простые. Все остаются при своих. Никто никуда не лазил, ничего не брал, по кустам не гонял. Тогда гарантирую полную тишину.
– Когда в контору?
– Давай вечерком загляну. Хотя зачем, смысл какой? Вас я повидал, по коллегам не успел соскучиться.
– На тебя заказ есть, Кир. Официальный. Дом в коттеджной поселке. Аванс уже выплачен. Я принял.
– Постой. Когда? Новый год же был.
– А некоторым праздник не в радость. Без твоих ловких ручек жить не могут.
– Без серых глазок, шеф, жить не могут, – поддакивает Маркиза.
– Кто заказчик? – спрашиваю, а сам уже знаю ответ. И не ошибаюсь.
– Наталья Степанова. Знаешь ее? Адрес нужен? Или нет?
– Кидай заказ. Я согласен.
Киваю и отмахиваюсь от Самсонова, который не любит знать меньше, чем сотрудники. Особенно на старте. Для шефа имя Наталья Степанова новое, с Котей он его не связывает. Новые имена в нашем милом зоопарке появляются крайне редко. Вижу, что переживал за меня, даже приятно, но сейчас начнет душу вытрясать, поэтому вскакиваю и отдаю честь.
Почему бы не подурачиться, мне не трудно. И не парит, что когда-то Самсонов мне честь отдавал. Я старше его по званию. Еще и пятками стукаю, демонстрируя невиданное усердие. Складываю руки на груди в приветственном жесте намасте и кланяюсь. Заслуживаю прекрасного, недовольного самсоновского взгляда. Ревнует, что ли?
– Клоун!
– Доверяю начальству уладить дело с Мясницким к максимальной, взаимной выгоде.
– Кир! Кто такая эта Степанова?
– Познакомлюсь и узнаю. Доложу по всей форме.
– Дождешься у меня. Сам тебя выпорю. Не посмотрю, что большой мальчик.
– Оу, я в деле, – Маркиза изображает прыгающую кошку. – Снимай штанишки, озорник.
– Пожить еще хочу. И не наскреб пока на суровое наказание. Не поминайте лихом, – пулей мчусь в прихожую, составляя в голове список дел. Теперь основательнее могу подготовиться к заданию.
Настроение неожиданно праздничное. Рад снова оказаться в своей берлоге, ее даже никто не навестил. У меня имеется система датчиков, и кошку бы зафиксировали. Возможно, Мясницкий понимал, что домой я не кинусь, а потом его быстро подстрелили. После такого уже не отважились вламываться. Опасались моего возмездия.