— Рыча? Где ты его видел?
— На кладбище. В старом склепе. Рыч сказал, что украл у Баро цыганское золото и теперь всему нашему роду — конец!
В трейлер Бейбута и Миро влетела Розаура. За руку она тянула растерянного Ваську.
— Что ж это такое, Бейбут? Что ж это творится? Хорошенькое дело! Средь бела дня ребенка убивают!
— Никто меня не убивает! Я уже не ребенок! Я его сам убью!
Ничего невозможно понять. Но опыт у Бейбута немалый, как-никак, столько лет — вожак табора, да и Миро пришел на помощь. И через каких-нибудь 10 минут перекрестного допроса картина в общих чертах стала вырисовываться.
Странная картина второй уже встречи восьмилетнего Васьки с Рычем, которого безуспешно разыскивали все цыгане — и зубчановские, и таборные.
Более всего поразила зловещая, страшная новость о том, что священное цыганское золото — реликвия предков, которую должен хранить Баро, — похищено.
Судя по всему, Васькины крики хорошо были слышны вокруг — и в считанные минуты уже весь табор гудел, как растревоженный улей. Бейбут пытался успокоить людей, но что он мог им сказать, когда и сам ничего толком не знал?
Выход один — ехать к Баро и требовать прямого ответа о судьбе священного золота…
Когда Тамара в очередной раз стала расспрашивать сына о том, как там его дела на личном фронте, Антон ее просто огорошил:
— Все хорошо, мама. По-моему, свадьба не за горами.
Тамара слегка оторопела. Но, собравшись с мыслями, обрадовалась и предложила Антону поставить в известность отца. Сынуля тут же не упустил возможности съехидничать:
— Ну и какого же из отцов, дорогая мамочка, ты сейчас имеешь в виду?
— Антон, я уже устала от таких разговоров. Конечно, я говорю об Астахове. Уверена — он сам захочет заниматься вашей свадьбой.
— Ну и что?
— А то, сынок, что если только он с головой уйдет в свадебные приготовления, то на все другие дела времени у него уже не останется!
Улавливаешь мысль?
Такие мысли Антон всегда улавливал хорошо и сразу. Поэтому, когда через полчаса Астахов зашел домой, Антон сразу же обратился к нему:
— Папа, можно с тобой поговорить?
— Что-то срочное?
— Да нет… Хотя, я — с новостями.
— Хорошими?
— Ну, вроде, да.
— Интересно, интересно — выкладывай.
— Пап… А может, ты лучше присядешь?
— Что ты там опять натворил?! — За последние годы Астахов привык ожидать от сына любых сюрпризов, порой приятных, порой — не очень.
— Папа, ты можешь меня поздравить. Я женюсь. Вот теперь-то Астахов действительно сел.
— Но ты же вроде бы как-то не собирался?
— Вот, как видишь, собрался.
— Почему так поспешно? Она беременна?
— В самую точку! Всегда удивлялся твоей прозорливости…
— Антон, Антон…
Астахов встал и начал прохаживаться из угла в угол.
— Слушай, ну конечно, за свои поступки надо отвечать. Я… я уважаю такое решение. А кто она?
— Ты хорошо ее знаешь — Светлана Леонидовна Форс…
— Света?! — Астахов едва поспевал переваривать новую информацию. — Слушай… Ну, это даже лучше, чем я думал. Нет, я, правда, Антон! Я действительно!.. Я очень… Сейчас, подожди!
Астахов открыл дверь на кухню и крикнул:
— Олеся! У нас там, кажется, было шампанское. Накройте, пожалуйста, в гостиной! — и, улыбаясь, повернулся к сыну: — Нам есть что отметить!
Говорят, что от радости до печали один шаг. Часто так в жизни бывает — пока один веселится, другому совсем не до смеха.
Кармелита лежала в постели и смотрела на кресло, в котором сидел Максим.
— Зачем, зачем ты так со мной обошелся?
— Прости…
— Ты ведь любил меня.
— Конечно, любил.
— И тогда, ночью, на озере, помнишь, ты тоже любил меня… А теперь ты все это забыл.
— Я все помню. Я увезу тебя далеко-далеко. Туда, где никто нас не найдет и не разлучит. И мы всегда будем вместе. Всегда.
— Как это хорошо. Только где ж это такое место, где бы мы были вместе?
Чтобы я всегда была с тобой?..
Груша, вошедшая в спальню минуту назад, с тревогой смотрела на Кармелиту.
— Кармелиточка, солнышко, с кем это ты тут разговариваешь?
— С Максимом — он все-таки ко мне пришел… Ты, что, не видишь?
Вот беда — видела Максима в кресле одна только Кармелита. И никто другой его там не мог узреть. Потому что никакого Максима в кресле не было.
Пустое кресло стояло перед Грушей. Лицо верной помощницы Зарецких дернулось, на глазах у нее появились слезы. И вот уж Груша поспешила выйти из комнаты, чтобы Кармелита не заметила, как она плачет.