— Мама! Ну мама! Не нужно так! Дело не в этом. Если бы все сложилось, как он хотел, — он бы спас Кармелиту, и все бы уже давно закончилось. А получается, что все сложилось совсем плохо…
— Дочка, но почему ты такая доверчивая? Вопрос в том, хотел ли он на самом деле спасать Кармелиту? Может быть, он тебя обманул, а ты ему поверила?
Люцита застыла посреди палатки. И села на пол, почти рухнула. Сказала, чуть ли не плача:
— Мама, ты так говоришь о человеке, которого, может быть, уже убили. И убили именно тогда, когда он стал человеком.
— Боже, Боже, — сокрушенно вздохнула Земфира. — Боже, как же ты ему веришь! И кому? Кто он такой? Ты же его почти не знаешь…
— Нет, мамочка. Я хорошо успела его узнать. Сказано это было так горячо и с такой искренностью, что мать немного смягчилась:
— Хорошо-хорошо. Предположим… Только предположим, что твоему Рычу можно верить. Что с ним могло случиться?
— Он мог погибнуть?
— И кто его мог убить?
— Удав.
— В таком случае он получил то, что заслужил, — сорвалась Земфира в прежнюю пропасть недоверия.
— Как ты можешь так говорить?! Каким бы ни был человек — разве можно желать ему смерти!
— Да, дочка, можно желать и смерти. Особенно тому, кто так легко играет с жизнями других людей!
Люцита расплакалась. Мать смотрела на нее, не зная, что делать: то ли жалеть свою кровиночку, то ли ругать негодную дочь.
— Правду говорят: любовь зла. Господи, разве могла я подумать, что моя дочь полюбит бандита…
— Да, мама, — сказала Люцита сквозь слезы. — Твоя дочь полюбила человека, которого ты считаешь бандитом. Но на самом деле — она полюбила такого же несчастного, как и сама.
— Рыч — несчастный человек?
— Да! Его отвергли также, как в свое время отвергли и меня.
— Не путай, дочка, не путай. Рыч — изгой. И стал он им по своей вине. А тебя, Люцита, никто не отвергал…
— Нуда! Как же? Конечно! Никто! Когда-то я любила Миро, но была ему не нужна. Вначале я думала, что это из-за Кармелиты — но нет. Просто в его глазах я — "ничто".
— Он же не виноват, что не смог тебя полюбить.
— Хорошо, я согласна, что не виноват. Но кто тогда виноват? Никто.
Значит, такая моя судьба. То же самое произошло и с Богданом: он, как пес, был предан Баро, а тот выгнал его.
— Не надо было совершать то, что он совершил! Не нужно было бандитствовать. И никто бы его не выгнал.
— Ты знаешь, мама. Мы… так похожи с ним. Я поняла, что нас будут отвергать все и всегда — пока мы не будем вместе.
— Доченька… доченька… Но нельзя же так… Люцита перестала плакать, глаза ее заискрились, и в них была видна непреклонная воля любящей женщины.
— Дай мне договорить все до конца! Иначе ты никогда меня не поймешь. И вот теперь, когда мы нашли друг друга, когда у нас появилась надежда на счастье, — ты меня осуждаешь. Ты осуждаешь меня за то, что я полюбила человека, которого все вы считаете бандитом? А я его таким не считаю, потому что знаю лучше вас. Так неужели я не могу быть свободна хотя бы в своих чувствах?
Земфира впервые по-настоящему представила себя на месте дочери. И вдруг всем своим женским сердцем почувствовала всю ее боль. И ее надежду.
— Да, да, мама. Мне запрещали любить Миро. Теперь ты запрещаешь мне любить Богдана. Ну почему… почему я не могу быть просто счастливой?! Что ж я, виновата, что в таких неподходящих людей влюбляюсь?
— Боже мой… Бедная моя девочка… — только и смогла сказать Земфира.
Минут пять женщины посидели молча. Потом, так же молча, мать встала, начала собираться.
— Я должна идти. Мне сейчас надо быть рядом с Баро. Как бы он не натворил глупостей. Мужчины иногда принимают слишком быстрые и необдуманные решения. А ты, Люцита, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
— Если Рыч все-таки появится у тебя — дай мне знать.
— Мама, ты что, хочешь, чтобы я его предала?
— Да нет, что ты! Ты не так меня поняла. Я не собираюсь его сдавать кому-то. Просто хочу с ним поговорить.
— О чем?
— Попробую помочь ему выпутаться из этой ситуации. И если он поможет Кармелите — я тоже помогу ему оправдаться перед Баро.
Люцита посмотрела на мать с удивлением и благодарностью. Слезы мгновенно высохли.
— Ты… Ты вправду это сделаешь?
— Дочка, ты меня в чем угодно можешь обвинять. Но уж точно не во лжи.
Если все, что ты сказала о Рыче, — правда, я помогу ему. А значит, и тебе.
— Спасибо, мама.
Женщины обняли друг друга. Как же здорово, когда дочь может сказать матери обо всем, что происходит. А мать может понять и принять все, что с ней случилось.