Был один папаша — деспот, другой — ничтожество. А теперь у меня их три. И ни одного нормального. Игорь — урод, извини за правду. Форс — змея. А Астахов… Астахов — даже не знаю кто. Как же хочется послать их всех.
Антон начал нервно прохаживаться по комнате.
— А вот этого делать нельзя, — сказала Тамара.
— Да я понимаю. Вот именно это меня и бесит. Что хотелось бы сделать — нельзя. А то, что можно, — не хочется.
— Ничего… Сделаешь вид, что рад вашему предстоящему родству. А главное — постарайся не испортить отношений со Светой. Какое счастье, что ребеночка она не потеряла. Все, что Бог ни делает, все к лучшему. А в противном случае Форс бы нас уничтожил. Он открыто угрожал мне.
— Да? Интересно, кстати, откуда он узнал?
— Мне тоже интересно. Но пока я на твоем месте пошла бы к Свете в больницу и окружила бы ее такой лаской и заботой, что Форс растаял бы, как мороженое.
Антон схватился за голову и сорвался на крик:
— Сопляк, ничтожество, лузер. Опять всем угождать… Как же мне все надоели!
— Сынок… — попробовала урезонить его Тамара.
— Что "Сынок"?! Вот именно — сынок! А не мужик. Мамочка, не надо только изображать из себя вот такую вот заботливую бабушку. Тебе это не идет. А меня — бесит!
Ну хорошо, пива попил, потом еще, потом еще. Но пора и честь знать. А заказанных обедов все нету и нету. Леха допил очередную кружку и начал нервничать. В качестве лекарства Марго поднесла ему еще одну:
— Пожалуйста, свеженькое. — А где обед свеженький?
— Готовится, милый. Готовится.
— А что ж так долго?
— Так ведь заказов много! Все горячее, все вкусное. Й все на вынос. Как будто у нас одно заведение в городе! А повар-то один. Не волнуйтесь. Сейчас будет все готово.
— Знаешь, пойду-ка я. Времени у меня больше нет. На тебе деньги за пиво…
— Как это за пиво, а за обеды? За обеды?
— Так я же не обедал… — сказал Леха не вполне уверенно.
Но Марго уперлась — руки в боки — так, что даже человек, потоптавший зону, почувствовал себя не вполне уютно.
— Та-а-ак, очень хорошо, — заголосила она. — Заказать-то заказали, а раз заказали, значит, надо платить. Или я сейчас милицию позову.
Вот пристала баба!
— Хозяйка, ну что за базары? Чуть что, сразу — милицию. Хорошо, я подожду. Пять минут. Но не больше!
— Ну вот, — широко улыбнулась Марго. — Все сейчас будет готово. Не волнуйтесь, не беспокойтесь. Все будет хорошо. Такой молодой, такой симпатичный и такой нервный…
Леха сел за стол и снова взялся за пиво. Марго спряталась в каморке и перекрестилась трясущимися руками: "Господи! Ну что же они не едут?!"
Глава 30
Мрачное настроение никак не выветривалось из шатра Люциты. Ощущение было такое, как будто бы оба его обитателя катились к пропасти и не имели силы свернуть.
— Люцита, — позвал Рыч из-за занавески. — Люцита… я все думаю о том, как не допустить, чтобы Кармелиту похитили.
— Я тоже. Ноты сам сказал — ускользнуть не удастся. Удав тебя заставит…
— Пусть заставляет. Но мы обязаны предупредить Кармелиту.
— Вот и предупреди, — хмыкнула Люцита.
— Но ведь я не могу появиться в доме Баро. А ты можешь…
— О чем ты говоришь? Кармелита не станет меня слушать. Да и просто не поверит мне после всего, что произошло между нами.
— Не поверит, — согласился он. — Но ведь матери, своей матери ты можешь рассказать. А уж ей Кармелита поверит!
— Ты хочешь, чтобы я сказала маме, что готовится похищение Кармелиты? — на всякий случай переспросила Люцита.
— Да.
— Но она поймет, что я к этому причастна.
— Ну придумай что-нибудь, как ее убедить. Скажи, что ты подслушала разговор или еще чего-то наплети.
— Нет, Рыч. Нет, — покачала головой Люцита. — Мама мне не поверит. И мы с ней опять поссоримся. Знаешь, ради Кармелиты я не хочу ссориться с мамой.
Хватит. Мне больно без нее.
— Да пойми же. Ты будешь разговаривать с мамой не ради Кармелиты, а ради нас с тобой. После всего, что мы натворили, мы теперь не можем просто отсиживаться. Пойми!
— А я считаю, что как раз сейчас лучше отсидеться. Ас Кармелитой ничего страшного не случится. Ну заплатит Баро выкуп, и ее вернут домой.
— Из-за Удава уже погиб Бейбут. И если что-то пойдет не так, Кармелита тоже погибнет.
Рыч подошел к Люците, обнял ее за плечи.
— Я очень хочу, чтобы мы были счастливы. И я устал от всей грязи, что была в моей жизни. А уж с таким тяжелым грехом на душе мы никогда не будем счастливы.