Уходя на войну, Один ей сказал: «Все будет хорошо, ты просто жди меня». Фригг ему поверила. Как не поверить мужу и королю? И ждала, баюкая в колыбельке маленького сына, и гнала прочь мысли, что Тор, только-только научившийся узнавать отца, может больше никогда его не увидеть.
«Здесь вы в полной безопасности», – успокаивал ее Один, накладывая чары на двери ее покоев. И не понимал, что не за себя она боится – что с нею может случиться в самом сердце Асгарда, когда битва будет идти в совсем других мирах? И не за сына – она зубами перегрызет глотку всякому, кто попытается причинить ему вред. За него, за мужа, болит ее сердце. Кто убережет его в гуще битвы, куда он поведет за собой тысячи славных асгардских воинов? Что если один из них зазевается и не успеет прикрыть собой своего короля? Но вслух она не сказала ему ничего. Кроме: «Возвращайся. Я буду ждать». И быстро сморгнула слезинку.
Он ушел. И потекли долгие часы, наполненные пустотой, тяжкими мыслями и агуканьем сына.
А потом распахнулась дверь. Фригг вскочила, чтобы радостно обнять мужа. И отшатнулась. В комнату вошел не он.
Высокий мужчина в клубах пара, словно с мороза попавший в жаркое помещение. Фригг даже не поняла в первый момент, латы ли на нем синего цвета с золотыми вставками, или это кожа. А потом взглянула в его глаза – темно-красные, как кровь… В крови – настоящей и вряд ли его собственной – были и его руки. Ржавыми пятнами она засохла на предплечьях и вязкими каплями собиралась на кончиках пальцев. Чья это была кровь? Сколько асов отдали ее, пытаясь задержать его на пути сюда, но так и не сумев? И остался ли хоть кто-нибудь, на кого можно было бы рассчитывать?..
Фригг еле сдержала недостойный гордой королевы вздох. Но тут же взяла себя в руки и метнулась к изголовью кровати, где лежал некогда подаренный мужем длинный кинжал.
– Не подходи, тварь! – произнесла она, и голос даже не дрогнул.
Ётун ухмыльнулся.
– Это и есть прославленное гостеприимство асов?
– Именно! Именно так мы встречаем тех, кто врывается к нам непрошенный! Именно так мы приветствуем убийц!
– Убийц! – протянул он. – Стало быть, и муженька своего ты так же встретишь? О! Он убил немало сегодня! Мои руки в крови по локоть, его же – по самые плечи. Он весь в крови. Моего народа.
– Ты… – прищурилась она, начиная понимать.
– Я – Лафей. Царь Ётунхейма, – представился он. С достоинством и без лишнего апломба.
– Кто бы говорил о крови народов… – презрительно бросила Фригг.
– Что ты знаешь, женщина, о крови! – перебил он резко. Слишком резко.
– Больше, чем любой мужчина, – ответила она, инстинктивно отступая к кроватке сына и закрывая его, крепко спящего, собой от взгляда врага.
Лафей понял. И шагнул вперед.
Фригг набросила на колыбель чары, ограждающие ребенка от шума снаружи. Ей бы не хотелось, чтобы он, напуганный, проснулся и своим плачем спровоцировал Лафея на что-то нехорошее. Да и ее бы не отвлекал. Ей придется сейчас быть очень собранной и внимательной. Царь Ётунхейма – она знала – опытный колдун, в совершенстве владеющий боевой магией. А магия, которую знала она, – исключительно мирная, домашняя, вряд ли способная стать надежным щитом против врага, которого и ее муж, великий Один, одолеть не сумел.
Чья кровь каплями сорвалась с ётунских пальцев и заляпала чистый пол спальни? Не мужа ли?.. Ведь муж именно своей кровью запечатал вход. Значит, его кровью можно было и открыть… После его смерти.
Фригг подняла кинжал еще выше. И вытянутые руки задрожали. От напряжения, хотелось бы ей верить.
– Не смей!
Лафей остановился и снова ухмыльнулся.
Кинжал в руках дрогнул еще сильнее. Фригг осознала, что все-таки ужасно боится. Вот этого его послушания, этого ледяного спокойствия. Если бы враг ей угрожал, если бы нападал, если бы пытался убить ее или сына, она бы дралась, она бы пробовала сбежать, она бы думала, как бы успеть самой убить свое дитя перед смертью, лишь бы не позволить ему попасть в лапы победившим монстрам, оставившим его сиротой… Но сейчас… Она не понимала ничего, и от этого страх сковывал ее все больше.
– Боишься, что я дотронусь до твоего сына, женщина? – спросил Лафей.
– Я убью тебя, – ответила она сквозь зубы.
– Сомневаюсь, – резонно заметил он.
И Фригг почувствовала, как по спине заструился холодный пот. Тот, кто убил ее мужа, самого могущественного из асов, властителя всех Девяти Миров, тот, кто сумел обойти его чары и войти в ее покои, легко может разделаться и с ней, и с Тором… И она не успеет ничего сделать. Даже кричать бессмысленно. Если он здесь и за дверями так тихо – значит, все кончено. Никого рядом нет…
– Но я могу сохранить ему жизнь, – продолжил Лафей.
– В обмен на что?
– Ты отдашься мне.
– Я не стану наложницей проклятого монстра! – возмущенно выкрикнула она.
– Не наложницей, – Лафей качнул головой. – Всего один раз. Сейчас. Здесь. И я не трону твоего сына. И больше никогда не коснусь тебя.
– Я тебе не верю, – выдавила она.
Лафей не ответил. Его взгляд нагло обшарил ее фигуру, задержался на груди, скользнул по бедрам…
– Я убью тебя, – повторила Фригг. Хоть и сознавала уже, как жалко звучит ее угроза.
– Разве велика цена? – Лафей приподнял брови, словно удивляясь ее несговорчивости. – Один раз. И вся жизнь потом в безопасности.
– Твои прикосновения убьют меня!
– Ты не все знаешь о ётунах, – покачал он головой. И, протянув руку, коснулся ее пальцев, сжатых на эфесе кинжала.
Фригг ожидала острой обжигающей боли, которая, как говорили, бывает, если ётун касается голой кожи аса или человека. Но не почувствовала ничего неприятного. Просто пальцы с грубой шершавой кожей, чуть холодноватой и… липкой от крови. Она вздрогнула от этого, на секунду подумав, что кровь может быть ее мужа. И это ее на какой-то миг парализовало. Словно она напрочь забыла, что враг может воспользоваться моментом, чтобы обезоружить ее. Чтобы ударить, изнасиловать, убить…
Лафей не сделал ничего подобного. Вместо этого осторожно, как будто даже нежно, провел пальцами по тыльной стороне ее ладони, погладил запястье…
– Твое решение? – напомнил он.
Она словно очнулась и, вырвав руку, снова подняла кинжал.
– Ну же, – укоризненно покачал головой Лафей. – Ты ведешь себя, как крестьянка, в хату которой ворвались грабители. А я говорю с тобой, как с королевой. Как с равной. Я предлагаю тебе условия мира. И я клянусь, что не нарушу их, если ты честно выполнишь свою часть уговора. Твой муж, – добавил он, видя, что она все еще не решается, – всегда был достойнейшим из властителей. И я всегда восхищался им, пусть мы и враждовали. Иметь такого врага, как он, – почетно.
– Поэтому ты хочешь оскорбить его, изнасиловав его жену?
– Поэтому я хочу, чтобы его жена отдалась мне добровольно. Я никогда не посмею оскорбить ее насилием. Я лучше сразу ее убью. И ее сына. А после утоплю Асгард в крови. Потому что, если его королева предпочтет глупую смерть небольшой жертве во имя народа, значит, тот народ не стоит ровным счетом ничего.