Он быстро доколол дрова и начал подкладывать их к толстой, как крепостная ограда, поленнице. Обычно над поленницей, чтобы дрова не мокли, возвышалась черепичная крыша на четырех высоких столбах, но в последние годы стали накрывать поленницы пластиком: практичней, не надо менять битой черепицы, и косые дожди с боков не мочат. «Надежно и выгодно», — говорил Ящик, который за небольшую плату приволакивал всем пластик с фабрики кожзаменителей, где работал.
— Помоги, тогда покурим, — предложил он Алеше.
И Алеша начал было помогать, но не выдержал и спросил раньше:
— У тебя есть деньги?
— Есть, — ответил Ящик, стуча полешками.
Складывал он их ловко, как машина. Он все делал целеустремленно. Если рыл землю, то так, будто знал, что лопата отроет ему клад. А складывал дрова так, будто знал, что клад лежит под самым последним поленом. Учитель физкультуры ошибся, назвав его лентяем. Ящик просто не делал того, что не нужно, а что нужно — понимал он один. И тогда работал, как артист.
— Дашь мне? — спросил Алеша — Двести рублей.
— Что ты! Спятил? Никогда!
— А почему?
— Не вернешь.
— Честное слово, верну.
Ящик обмахнул изрытую топором колоду для рубки дров, сел и закурил сигарету. Алеша стоял рядом, вытирая ладонью влажное лицо.
— Где возьмешь-то? Это ведь деньги. Тут честности мало. — Ящик посмотрел на него сочувственно. — Я дал бы тебе, но сам нуждаюсь — вот так! — Он хотел полоснуть себя по горлу и задел за подбородок, у него совсем не было шеи, голова казалась вделанной сразу в плечи. — Намечается редкий...
— Что?
— Бизнес.
Когда-то вместе с ним скакали на прутиках, заменявших бешеных лошадей. Длинными проволочными каталками гоняли по травянистой улице обручи с бочек, сгнивших под водосточными трубами. Распугивая гусей и уток, меченных разноцветными кляксами: зелеными, синими, красными, желтыми... Хозяйки метили птиц, чтобы не спутать. С ним играли в прятки, считая, кому водить: «Поп, татарин и казак, кружка пива, дохлый рак, кому есть, кому пить, а тебе голодным быть». Прутики сменили на самокаты, пересыпающие стрекот подшипников по всей слободке. Вместе бегали в школу с тугими ранцами за плечами, с дешевыми портфелями, ловили рыбу в своей реке удочками-самоделками, распускали леску, насколько хватало, а потом радовали городских женщин, принося им прямо во дворы щук, вызывающих аханье. И покупали себе на выручку ковбойки и джинсы.
— Идейка завелась!
— Значит, будут деньги! Разбогатеешь...
— Месяца через два-три-четыре... Приходи тогда!
— Скажи уж — пять-шесть-семь-восемь...
— Я дал бы, — повторил Ящик.
Он дал бы... бы-бы-бы...
Ночью показалось, что Ящик прикидывался. Ничего не дал бы! Никогда! Сам же сказал... Стало страшно, что он, Алеша, не мог помочь ни Анке, ни себе. Пустота была не вокруг, а внутри...
И в ту минуту отчаяния неожиданно улеглось волнение и непонятное происшествие с Анкой и его судьба обрисовались с неумолимой отчетливостью.
Анка-то вряд ли уехала с деньгами! Кто ей дал? Где она, неизвестно, но везде ей плохо. Ни угла, ни друга. А он сидит в слободке, будто его и нет на белом свете вовсе! Почему Ящик шагнул вперед? Потому что не терял времени. Кулаки у Алеши покрепче, чем у Ящика, хотя и у того, конечно, не слабенькие, на плечах — голова, а не кочан капусты, так что же?
Не туда смотрел, не о том думал! Учитель! Ха-ха-ха! Вот теперь расплачивайся. Ты — Сучков, а идейка у Ящика.
У него тоже завелась идейка в эту ночь. А вслед за ней — готовность пуститься по всей слободке в беззастенчивый поиск хотя бы небольшой суммы, эта сумма требовалась ему, как спичка, чтобы разжечь костер, как наживка на рыболовный крючок, чтобы поймать налима пожирней.
Смешно, но он решил начать с тети Вари.
5
— Да что ты знаешь о ней? — спросила тетя Варя. — Где хоть она?
— Знаю, что ей худо. А больше ничего. По радио, о ней не передают.
Собственный голос в тесной кухоньке тети Вари показался ему глухим и робким, и он приналег на слова, похожие, может быть, на вопль:
— Тетя Варя! Если я ее не вытащу оттуда, куда ее занесло, не знаю куда... только знаю, что я себя презирать стану. Так презирать, что и не поймешь, как жить дальше!
— Ну, вот еще! Жизнь длинная, а ты уж вон как про себя.
— Я об Анке, тетя Варя! Дайте совет, что делать. Сам придумать ничего не могу! Если б денег мне! Хоть немного для начала.
В самом деле, он, больше ничего не мог придумать и только сильней винил себя в том, что случилось. Вспомнилось, как сидели у реки незадолго до глупой ссоры. Цикады свиристели в темноте, и плескалась вода, в которой отражались далекие звезды.