— Да, — подтвердил Костя, — много боролись, а результат у этой схватки один: музыка отстала. Она хуже, чем могла бы быть.
— Это вот музыка? — усмехнулась Зина. — Чайковского надо слушать!
Он выключил коробку и грустно спросил:
— А что именно, Зинуша?
— Все!
И Костя опять посидел молча и вздохнул.
— Но, наверно, не за едой, Зинуша? Не играют же Чайковского в ресторанах.
Она вытаращила глаза и крикнула:
— Ты что, по ресторанам шляешься? Ешь! Нам надо еще поговорить по делу.
На ее глаза опять как-то медленно и неотвратимо навернулись слезы, и Костя понял, что это дело, похоже, касается его, а Зина, естественно, расстроена, и заторопился. В нужном случае с едой удается управиться моментально.
— Ну, что случилось? С кем?
— С Мишуком. Сядь, чего ты вскочил? Мишук...
— Что он натворил?
Зина прочистила горло, долго откашливаясь, и сказала:
— Принес в школу свинчатку.
— Какую?
— Бандитскую!
— Зачем?
— Убить кого-то!
В манере Зины рассказывать, в ее восклицательных знаках витала преувеличенная, катастрофическая угроза, и, хотя свинчатка была нежелательной, в Костиной душе все же наступило облегчение.
— Избить, может быть?
— Какая разница! У мальчика — свинчатка! Я не могу, нет, ты меня доконаешь! Нельзя так относиться к воспитанию сына!
Тогда он попытался успокоить ее:
— Расскажи все по порядку. Я слушаю.
— Позвонили домой из школы, чтобы вызвать родителей, — зачастила она. — Таня на работе, а у тебя здесь телефона нет! Когда мне позвонили, я, конечно, все бросила и пошла. Побежала. Через десять минут, даже раньше, уже в школе. Они мне и говорят...
— Кто?
— Пионервожатая и классная руководительница. Молоденькая, но... твердая! И решительная. Я их обеих знаю. И они меня... У Бадейкина — свинчатка! Его в школе только по фамилии зовут. Фамилия-то знаменитая! Ну вот... Звучит. А он с этим не очень считается... Я не поверила. Привели малыша-первоклассника. Плачет и дрожит — ужас! Жалуется: меня один грозился убить!
— Кто?
— Ушастик! Понятно?
— Да, Бадейкины все — ушастики.
— Вот! А тут еще пионервожатая рассказывает, как он руки из карманов не вынимает. Ходит — целый день руки в карманах.
— Ему Таня новые брючки сшила.
— Узкие, модные! Но при чем тут старые-новые? Свинчатку боялся выронить! Я им и посоветовала: зашейте ему карманы.
— Как?
— Нитками. Ну... Сняли штаны и зашили.
— Где?
— Прямо в классе.
— При всех?
— В этом воспитательный смысл безжалостной меры.
— Но там же и девочки! Неужели слов не нашли?
— Слова на него не действуют!
— Он же человек!
— Вот именно. Все — для человека. И это — тоже. Ему, как говорится, во благо. В острых случаях я сторонница самых крутых мер. И если не хотите, чтобы ваш Мишук окончательно превратился в малолетнего хулигана... Ох, Костя! Ты бы видел, как он стоял! В одних трусах, но даже не отвернулся. Герой! Потому что... — Зина задохнулась, — потому что все с него как с гуся вода!
— А ты видела?
— Я на задней парте сидела.
— А свинчатку — вынули?
— Потрясли штаны — но уж там никакой свинчатки. Что он, дурак? Он совсем не дурак... Выбросил! Успел!
— А может, ее и не было?
Зина побледнела. Затем сквозь зубы процедила, что была. Почему она так думает? Хотя бы потому, что он... не отпирался! Ни при первом разговоре с ним в учительской, ни в классе.
— Что же он говорил?
— Ни звука. Взрослые люди тратили на него время, а он молчал. Я и не думала, что Мишук так может. Видно было, что и за год от него слова не дождешься. Костя! Ты заметил, что он — не такой, как все?
— А зачем нам — такой, как все? — растерянно спросил Костя.
— Ну, ты и сам — хуже малого ребенка! — махнула на него рукой Зина. — Есть же нормы! Достигни, а потом уж становись себе каким-то особенным! А то... — в голосе ее опять появилась металлическая твердость. — Были мы с ним в цирке, так он с клоуном переговаривался! А вокруг умирали со смеху. Ну? Сочинение писали в школе — о пионерах, ты знаешь, какой фразой он закончил? «Я очень люблю пионеров, но сам не знаю, за что». Как будто ему не рассказывали!
Будь это до памятного разговора с отцом, Костя уже не смог бы сдержаться, крикнул, ударил кулаком по столу, выбежал из «кибитки» на волю, где были зелень и река, но сейчас переборол себя, вытерпел и сказал, сводя дрожащие пальцы:
— Зина, это же... так вылилось у Мишука... от восторга! Пионеры — что-то большое, а сам он — маленький перед ними всеми, и... Ну, не нашел точного выражения. Точное выражение часто бывает равнодушным. Ах, Зина!