Тихонько смеясь, женщина ушла. Итак, время пошло!
4.
Я включила фонарик на телефоне и стала перебирать тома. Из дневника прадедушки я примерно понимала, где и что нужно искать, к тому же по книжкам было видно, в каких местах их открывали. Едва не касаясь страниц носом, я торопливо листала нужный том, неловко пристроив его на колени.
И вдруг я остолбенела: до меня дошло, чем пахли и эти книги, и дневники прадедушки, помимо старой бумаги. Корица. Запах был уже слабым, но это был точно он. Я начала было паниковать, но осознание, что я у цели, помогло взять себя в руки. Вот она, нужная страница!
Листы был разделён на два столбика: один представлял из себя – да простит меня Пётр Васильевич за дремучее невежество! – текст на индийском, второй был переводом на русский. Причём русский дореформенный, поняла я, присмотревшись. Несмотря на обилие ятей и других анахронизмов, читать было легко: я, оказывается, забыла ещё не всё, чему учили на первом курсе.
Нужная мне страница была посвящена описанию подготовки обряда вызова Атитграханьи. Честно сказать, я ожидала чего-то более… сказочного, что ли. А тут всё просто: корица, молоко, свечи, шёлковая лента да нужный день календаря… Очевидно, сама формула и слова, которыми надо обращаться к демону, были на следующем развороте. Я благоразумно не стала их читать, а пролистнула к моменту, описывающему значение ритуала. Это была своеобразная мораль, подтверждающая рассказ о том, что стирание памяти было наказанием для человека, уничтожившего свои корни. Какая злая ирония!
5.
Итак, у меня в руках было решение всех моих проблем, ключ к новой, счастливой, жизни. Я держала этот ключ в руках и прислушивалась к себе. Внутренний голос молчал. Обычно, принимая какое-то сложное решение, я чувствовала что-то: или тревогу, или умиротворение, или ощущение, что нужно ещё немного подождать, – и действовала, исходя из этого внутреннего отклика. Сейчас же не чувствовала ничего.
Ничего? Я закрыла книгу, села на пол и снова спросила себя, как мне поступить. Несколько минут в тишине – и вот я чувствую потихоньку нарастающую тревогу. Скорее, даже не тревогу, а волнение. Чёрт, это не то! Так я никогда не решусь, а если я не решусь сейчас, то, скорее всего, не решусь никогда.
Мне очень хотелось забыть и о больницах, и о врачах, и о мрачной семейной тайне.
Мне хотелось жить здоровой и полноценной жизнью, радоваться каждому дню, общаться с людьми и перестать заниматься разрушающим меня самокопанием, отравляющим мою жизнь.
Я перечитала абзац, описывающий подготовку к ритуалу. Ничего сложного, ведь если с этим смогла справиться обычная советская женщина, то я и подавно справлюсь.
Строчки заходили перед глазами ходуном. А я и не чувствовала, что руки дрожат! Я, кажется, вообще перестала чувствовать тело – только волнение, бьющее штормовыми волнами о мой разум.
И тут я услышала внутренний голос – такой тихий в этом шуме! Он спросил меня: «Подумай, чего ты лишишься?» – и мир вокруг замер, затаив дыхание.
Такой простой и такой важный вопрос! Я не задавала его себе раньше, потому что думала только о том, от чего хочу избавиться.
«Если я сделаю это, то начну жизнь с начала. Я лишусь чувства вины, боли, тревог и кошмарных снов на тему произошедшего в моей семье».
«А ещё?» – вкрадчиво прошептал голос.
«Меня отпустит чувство обиды за мамину нелюбовь».
«А главное?»
И тут я поняла.
6.
«Ещё я буду плохо помнить все хорошие дни, которые провела с прабабушкой, дедушкой и папой. Я забуду сказки и фантазии…»
С каждой новым пунктом перечня «Чего я лишусь» мой энтузиазм уменьшался. Я не готова была жертвовать этим. К тому же я столько лет жила, не зная ничего о своей семье, – и придётся снова стать чистым листом?
Я вспомнила то чувство обиды, которое накрывало меня каждый раз, когда мама грубо и зло пресекала мои вопросы о ней, о бабушке и дедушке. Вскоре мне стало казаться, что я спрашиваю о чём-то постыдном, как будто бабушка и дедушка – да даже мама! – это те люди, знать о которых неприлично. Даже не знать – спрашивать кого-то о них. Этих людей не должно было быть в моём настоящем.
Следом я вспомнила ту волну восторга, что накрыла меня, когда я нашла прабабушкин фотоальбом. Да, это привело к трагедии, в которой я по-прежнему считаю виноватой себя. Но тогда я впервые увидела лица своей семьи. Вообще узнала, кто моя семья!