Он порывисто меня обнял и неловко погладил по спине. Мир, кажется, перестал лететь мимо меня, и я даже смогла говорить.
– Ужасно это... Но спасибо, что рассказал.
Я помедлила, не зная, делиться ли с дедушкой не очень, как мне казалось, нормальным ощущением, но всё же решилась:
– Это лучше, чем всю жизнь жить с ощущением, что я – человек без предков.
Я вспомнила фото с закрытым гробом и задумалась: мама была чуть младше меня, когда это случилось. Если бы мне сейчас сказали… Я попыталась представить, но ничего не вышло: моя связь с мамой оставляла желать лучшего. Эмоций не было. Стыдно ли мне за это? Похоже, что нет. М-да... Это, похоже, отдельная тема для лечения.
Дедушка, увидев мою задумчивость, принял это на свой счёт и предложил продолжить разговор в другой день. Я согласилась: мне хватило и услышанного. Он ещё раз извинился за своё необдуманное поведение, и я поспешила его успокоить.
Оставшееся время прогулки мы, по уже сложившейся традиции, задавали друг другу разные вопросы: надо же было нам как-то узнавать друг друга, таких родных – и таких далёких.
Поначалу, когда дедушка только предложил придумывать вопросы, мне это показалось глупым и я стеснялась, но его энтузиазм и постепенно усложняющиеся вопросы вскоре захватили меня.
3.
С ним вообще было интересно. Он общался со мной если и не как со взрослой, то как с учеником точно: что-то подолгу объяснял, подходил с разных сторон, пока не убеждался, что я поняла. А ещё он умел слушать!
Конечно, прабабушка тоже умела, но с ней мы не обсуждали ничего из сегодняшнего дня, а вот дедушка жил в реальном мире, со всеми его событиями и сложностями.
А ещё мы много спорили, причём у дедушки не было цели переубедить меня. Наоборот, увидев, как легко я отказываюсь от своей точки зрения, он стал учить меня отстаивать её.
Дни, когда дедушка не приходил меня навещать, казались бесконечными, но я старалась проводить их с пользой: узнавала что-нибудь, что можно было бы рассказать или показать при встрече. И папа, и врачи радовались, что моя жизнь постепенно наполняется смыслом.
Папа, кстати, наконец-то выдохнул и сам начал возвращаться к нормальной жизни, где не было ночных дежурств у моей кровати и постоянной тревоги. С момента, когда начались мои прогулки с дедушкой, он уже не приезжал каждый день, чему я была рада: ему отдых нужен был не меньше.
– Ну что, заяц, Николай Константинович говорит, что твоё состояние значительно улучшилось, – сказал он в начале сентября. – За тобой ещё какое-то время понаблюдают – а потом домой!
– Ура!
Я подбежала обнять его и обратила внимание на наше отражение в зеркале над умывальником. Папа заметил мой взгляд.
– А не находишь ли, заяц, что мы стали выглядеть лучше, чем никак?
– Да, но ты явно выигрываешь! – Засмеялась я. Обожаю, когда он называет меня так!
К папе постепенно возвращался румянец, а я, несмотря на прогулки, была бледной, если не серой. Зато у меня уже не было кругов под глазами, а вот он явно ещё не отоспался как следует.
Я провела в больнице ещё полтора месяца, и за это время дедушка дозированно рассказывал мне историю семейной трагедии. Знал ли он, какой ящик Пандоры открывает для меня?..
Часть 4. Невероятная правда
1.
В новость о смерти Валентины поначалу никто не поверил: ну где такая сияющая и цветущая красавица и где – смерть?
Но когда в наш дом пришёл участковый вместе с молчаливым человеком с незапоминающимся лицом, всё резко изменилось. Цинизм и равнодушие, которое они принесли с собой, отравили семью.
За Валей я полетел вместе с Петром Васильевичем, твоим прадедом. Всеми правдами и неправдами, используя все связи, он смог получить разрешение на перевозку тела в наш город – тела, которое нам зачем-то пришлось опознавать лично, хотя милиционеры установили личность довольно быстро. Возможно, в этом была насмешка Смерти: продемонстрировав свою печать нам, отомстить той, которая так любила жизнь.
Естественно, от Лизы ничего не удалось скрыть с самого начала, поэтому ко дню похорон она была на грани. Бедная девочка! Если бы тогда я знал, как на неё это повлияет, конечно, был бы с ней рядом!..