Выбрать главу

— Духовной, Санчо! Духовной! — свирепо огрызнулся Лавр, отлепился от подоконника и, небрежно отстранив соратника рукой, двинулся к оставленным без должного внимания компьютерным распечаткам.

— Погоди, погоди! — Осознав всю серьезность искренних душевных переживаний Лаврикова, Санчо проворно ухватил его за запястье. — Не разгоняй умозаключений! А то такого наплетешь… Отвлекись, Лавр!

— На что? — Федор Павлович повернул к нему голову.

Мошкин растерялся. Он был далеко не самым лучшим советчиком в амурных делах. Вопрос Лавра заставил его отвести взгляд и стремительно зашарить им по помещению. На глаза услужливо попался злосчастный монитор все с той же заставкой морского дна.

— На дело, — тут же осенило Александра.

Но для Лаврикова это решение было не новым.

— Пытался, — горько усмехнулся он. — Не получается.

— Тогда в потолок поплюй, — с ходу нашелся Санчо. — Я сейчас пойду и быстренько займусь коррупцией. А ты чайку выпей, подумай о своих депутатских обязанностях, запрос напиши на жалобу какого-нибудь избирателя.

Но воздействовать на Лавра столь бесхитростным способом оказалось не так-то просто. Будто что-то уже надломилось внутри бывшего законника. Он даже внешне теперь выглядел как-то иначе. Разбитый, потерянный, Федор Павлович неторопливо вернулся за свой рабочий стол, сел, а потом вдруг резко и с раздражением толкнул сооруженные им две стопки бумаг, и отпечатанные листы разлетелись в разные стороны.

— Не нужно все это, когда такое есть! — хмуро провозгласил народный избранник.

— Что есть, Лавруша?

— То! То! — Лавриков откинулся назад и теперь почти лежал в собственном кресле. — Сказал уже!

— Бес в ребро… — тихонько прокомментировал Мошкин.

Лавр не слышал его. Он уже полностью погрузился в сладостно-мучительный процесс самобичевания.

— На что же мы тратим жизнь, Господи?.. — риторически вопросил он, воздевая очи к потолку. — Я на что потратил?.. Добиваемся, устраняем, врем, предаем, раздуваем щеки… — Он с отвращением поморщился, снял с переносицы очки и бросил их перед собой на стол. — Деньги в чулках вонючих сколачиваем… А ведь не нужно все, Санчо! Фуфло все. Обманка.

— Лавр! — Мошкин приблизился к своему давнему другу вплотную и даже слегка склонился над седой головой Федора Павловича. — Заявляю официально. Теперь твоя очередь заткнуться. Кабинеты могут прослушиваться. — Он перешел на шепот.

— Ну и что?

— То, что товарищи услышат и сделают вывод, — увещевал его помощник. — Вновь избранный депутат относится к истерически-припадочному типу личности. А при истерике лучшее лекарство — арифметика. Ты посчитай, прикинь, сколько твоя… э-э… пассия будет вне себя. Сколько она потом в трауре будет.

— Подожду, — упрямо процедил Лавр сквозь зубы. В настоящий момент он не видел каких-либо существенных препятствий на пути к вожделенной цели.

Санчо укоризненно покачал головой:

— Не пацан, чтоб ждать… И к тому же, сняв траур, королева запросто может отвергнуть твои… эти… — Мошкин болезненно наморщил лоб, припоминая что-то. — Слово красивое есть… Метро… матримониальные, кажется, намерения, — выдал он наконец. — Такой вариант не исключен?

— Да дело ж не в ней!

Федор Павлович забросил ноги на стол и выудил из кармана новую пачку сигарет. Неспешно сорвал с нее целлофановую упаковку.

— А в ком?

— Во мне! — севшим от волнения голосом известил Лавриков.

Мошкин заблудился в этих странных и неадекватных, на его взгляд, рассуждениях депутата. С тяжелым вздохом он обошел кресло Федора Павловича по периметру и теперь оказался лицом к лицу с собеседником. Взгляд Лавра по-прежнему был блуждающим и не сосредоточенным на каком-то конкретном предмете.

— Это не истерика, — со знанием дела поставил диагноз Александр. — Это уже психоз откровенный. На грани мазохизма… И что мы теперь будем делать? Сидеть и слушать оркестр духовой музыки в твоей душе?

— Не знаю я, что делать… — растерянно молвил Лавр. — Беречь, наверное.

— Беречь?

— Да. Беречь ее. — Федор Павлович прикурил и тут же скрылся от проницательных глаз помощника за густыми клубами дыма. — Глупо звучит, а как иначе скажешь?

— Очень хорошо, — неожиданно согласился Мошкин, кивнув. — Но учти. Для того чтобы ее сберечь, придется преодолевать, кусаться, доставать деньги из вонючих чулок и так далее по уже оглашенному списку… Ты об этом пока поразмышляй, господин Лавриков. А я пока к господину Кекшиеву все-таки сбегаю и попытаюсь к потрохам его прицениться. Ибо для продолжения нашего внезапного романа нужно, чтобы головы были хотя бы к туловищу прикреплены. А то снесут — оглянуться не успеешь. А захочешь оглянуться — уже нечем.