Норт заставляет меня повернуть голову, впивается в мои губы жестким поцелуем и сразу за этим раздвигает языком зубы, жаля мой рот, изливая в него злость вместе со страстью.
— Видимо, я никогда не перестану хотеть тебя.
Ни слова о любви, но я все равно сминаю в кулаках простыни и за несколько минут достигаю оргазма.
День перед спектаклем тянется невыносимо медленно. Норт настоял на том, чтобы Надин с Джейденом от и до изучили помещения, отданные под постановку. И пока они копаются в театральной пыли, мы коротаем время втроем. Долгие часы дня. Это словно насмешка: стоило только Стефану меня предупредить, как я оказалась в постели Норта. И если я уверена, что виной тому эмоциональное напряжение, а наше прошлое оставляет слишком много вопросов, то он уверен, что я никуда не денусь. И все же на этот раз, когда он бреется, я позволяю себе скользнуть к нему, прижаться всем телом и втянуть носом будоражащий ментоловый запах пены для бриться. После такого, конечно, мистер Самоуверенность задирает нос еще выше.
Даже сейчас, утром, мне кажется произошедшее неизбежным. Двое людей, чувства которых так и не отгорели, заперты в одной квартире наедине друг с другом и бессонницей. Завтра один из них может погибнуть. Не странно, что вместо болезненных и тщетных попыток уснуть мы до утра занимались сексом.
Стеф не комментирует наши вроде как возобновившиеся отношения, равно как и не пытается говорить со мной тет-а-тет снова, но пару раз я ловлю его взгляд. В нем отчетливо читается неодобрение.
Апогеем становится момент, когда я в очередной раз обрабатываю все еще не зажившее ухо Норта. Он обхватывает рукой мои бедра, задирая платье, в которое я переоделась задолго до выхода (из-за нервов). В этот момент сидящий на подоконнике и курящий в окно Стефан (Норт ему позволил эту слабость ровно на один день) поворачивается к нам и отчетливо хмурится.
— Стеф, как получилось, что у Норта есть татуировка, а у тебя ни одной? Тебе они вроде как больше по статусу, — интересуюсь я, чтобы отвлечь и вообще восстановить контакт.
Он хмыкает и вставляет сигарету в зубы.
— Что, правда хочешь знать? Точно?
Несмотря на то, что я начинаю сомневаться в правильности своего решения, киваю. Потому что я не люблю отступаться от задуманного, какой бы глупостью это ни оборачивалось.
— Еще в старших классах я пустил слушок, что первой татуировкой наколю имя девчонки, которая делает лучший горловой минет.
Я моргаю в растерянности, но стараюсь не выдать замешательства:
— И? Ни одного достойного?
— Шалтай, — почти сочувственно тянет он. — Учитывая, сколько было прекрасных попыток и есть до сих пор, рисунки на теле мне не грозят.
Хмыкнув в ответ на мое теперь уже очевидное смущение, он отворачивается к окну и стряхивает пепел, словно невзначай роняя:
— Моя демонстрация мудрости «борись за то, что любишь».
Не сдержавшись, я фыркаю и возвращаюсь к своему занятию. И всячески стараюсь не думать о том, что это, возможно, последняя забавная история в моей жизни. Мы с Нортом успеваем обменяться всего одним взглядом, прежде чем Стеф завладевает моим вниманием вновь.
— Тиффани.
От его необычайно серьезного тона я вся напрягаюсь, как пружина. Он не назвал меня Шалтаем.
— Я не собираюсь тебя пугать, но сегодня ты встретишься с Басом, и я не хочу, чтобы у тебя остались иллюзии на его счет.
Стефан засовывает руки в карманы и запрокидывает голову. Он глубоко дышит, будто собирая все ресурсы для этого разговора. Я слабо улыбаюсь этой картинке: несложно догадаться, почему девчонки сходят по нему с ума. Он классический плохой парень, уязвимый внутри. С личными демонами, на которых так и тянет взглянуть сквозь приоткрытое окошко в эмоциональной броне. Он умеет быть открытым и обаятельным, умеет грубо отталкивать окружающих. И даже я, я — девушка его брата, ничуть на Стефа не похожего по внутреннему содержанию, — не удержалась от искушения сунуть нос в его жизнь.
Для парней — весельчак с самыми потрясающими вечеринками во всем колледже, богатый и безбашенный приятель. Для девчонок — ящик Пандоры, который нельзя не открыть. Но какой Стефан на самом деле — не знает никто вообще. Но, быть может, разгадка в Басе.
— Когда Бас впервые вошел в наш дом, мне было двенадцать, — глухо начинает Стефан, игнорируя то, что им с Нортом обоим было по двенадцать. Это его история, слишком личная, чтобы делить ее с братом. — Его вышвырнули из спецназа после грандиозного скандала с избиением. После многих лет зверских издевательств его жена каким-то образом нашла силы сбежать. Она подала в суд, у нее на руках были доказательства. Она называла Баса не иначе как чудовищем. Бледная тень человека, не представляю, как она нашла в себе силы дать отпор, после многолетних запугиваний. До суда не дошло: за несколько дней до него она свернула шею, когда упала, выходя из душа. В ее крови нашли наркотики, и дело приняло совсем иной оборот. Ничего не напоминает? Доказать вину Баса не смогли, хоть все и понимали, что случилось. В деле не было ни одной улики. Единственный человек, которого эта история не оттолкнула, а восхитила — наш отец. Впервые в его практике очевидного убийцу было не взять никакими средствами.