У меня внутри что-то болезненно лопается. Напряжение, наверное. Я все еще ничего не понимаю, но уверена, что теперь все будет хорошо. Если за дело взялся Норт — он точно доведет дело до конца. Не знаю, откуда такая уверенность, но она есть.
Чай он наливает сам. Повернувшись ко мне, смотрит, правда, не в чашку, а мне в глаза. Я вижу в его взгляде абсолютное понимание ситуации. Губами он шепчет мне одно лишь слово. Вернее, имя: Сейди. Выходит, мне помогла его мачеха. Девушка, которая в первый момент показалась мне круглой дурой. Я моргаю в ответ и позволяю течению по имени Норт Фейрстах нести себя дальше в одному ему известном направлении. Когда он наклоняется к чашке отца, я не сомневаюсь, что он говорит что-то и ему тоже, потому что после этого Говард становится белее мела.
— Ну, за торжественное и долгожданное знакомство, — говорит Норт, поднося к губам свой стакан.
И ни один из нас троих не делает глоток.
— В чем дело, пап? Тебя настолько не устраивает Тиффани, что ты отказываешься пить чай? Или есть еще другая причина этого не делать?
— Конечно же нет. Потрясающие новости, сын.
С этими словами он моментально опустошает чашку. По правилам игры мы тоже должны это сделать. Но я трусливо опрокидываю свою последней.
— У тебя есть еще какие-то дела к Тиффани? — невозмутимо продолжает Норт, сгружая посуду обратно на поднос и вручая его Мэри.
Все еще бледный как полотно, Говард качает головой. Едва дождавшись этой отмашки, Норт буквально выдергивает меня из кресла и тащит за собой по огромному дому долбанутой на всю голову семейки Фейрстах. И уже тогда начинает накрывать. Стефан встречается нам на крыльце. Он бежал бегом от ворот и едва успевает затормозить, чтобы не врезаться в брата.
— Норт? — опешивает он.
— Ты за руль, — коротко говорит тот и бросает ключи. Бросает — не туда.
— Какого… — подобрав ключи, начинает Стефан.
— Сделай анонимный звонок и затребуй проверку кандидатов на содержание наркотических веществ в организме.
— Отец под наркотой? Ты уверен? — охреневает Стеф, но берет брата за плечи и заглядывает в глаза, а потом с опаской посматривает на меня тоже. — Дерьмо!
Он распахивает для нас ворота. Мы садимся в машину… А дальше начинается какой-то полный сюр.
Память фиксирует события урывками. Но это, как ни странно, чистый кайф. Под спиной что-то вибрирует, иногда — потряхивает, но я все игнорирую, лишь хнычу от скольжения его губ по моей шее. Все остальные ощущения мелкие, незначительные. Я кричу в голос, растворяюсь в его горячей коже. И плачу, когда кто-то силком меня откуда-то вытаскивает в дикий холод. Его больше нет рядом. Нет на мне и во мне. Моя спина врезается во что-то, больно прилетает по голове. Меня с силой швыряет в сторону. На этот раз я лежу на твердом и прохладном, немного скользком. Сверху наваливается горячее тело. Это же Норт. Норт. Я бесстыдно развожу ноги, обхватывая его торс, каблук застревает где-то в одежде, и я с хныканьем дергаю ногой, пытаясь его вытащить. Ответом прилетает какая-то грубость. Его голова меж моих ног, и я кричу в голос, срывая связки, бессвязно умоляю о чем-то, сама не понимая, что несу. Одежда давит и тут, и там. Снизу юбка собралась гармошкой, сверху футболка стянута с плеча. Ткань врезается в кожу. Лишняя одежда, лишняя! Особенно когда тело изгибается под неестественным углом, чтобы его губы могли дотянуться до груди… и не только. От собственных стонов звенит в ушах. Внизу живота пожар, который терпеть совершенно невозможно. Но я слишком дезориентирована, не понимаю, как сделать так, чтобы он утих. Однако губы о чем-то просят, минуя разум и всяческое понимание. Облегчение наступает внезапно с чувством непривычной наполненности. Но его все еще недостаточно. Резкие толчки заставляют меня от напряжения кусать губы в кровь. Руками я цепляюсь за его горячую кожу, раздираю ногтями, не переставая что-то бормотать, просить. В нем мое спасение, освобождение, кажется целый мир. Мне больше никто не нужен. Нарастающее напряжение, и я инстинктивно задерживаю дыхание, чтобы затем сделать один последний вдох… Мое тело мучительно сладко умирает, содрогаясь до основания. Я разрываюсь: хочу остаться в этом моменте навечно и чтобы он поскорее закончился, потому что эти ощущения — не то, что можно пережить и остаться прежним. Наверное, я просто теряю сознание от наслаждения, потому что все, что есть дальше, — чистый лист.
***
— Тиффани.
Глаза открываются через боль. Все тело чужое, деревянное. Мышцы будто бы натянуты на коклюшки, и теперь кто-то их старательно перекручивает между собой.