По другую сторону вересковой пустоши тянулись кривые утесы, рябые от наступавших и вновь отступавших ледников. В глубоких ямах стояла вода, эти озерца окружали густые заросли чертополоха, ромашек и таволги. Цветы отражались в стоячей воде.
Эти бесплодные озерца, в которых не водилась рыба, усеяли утесы, став ловушками для беспечных путников. В них было легко провалиться в темноте и, промокнув, провести неуютную ночь на вересковой пустоши. Мы сели рядом с одним из таких озер, чтобы подкрепиться хлебом и сыром.
Здесь, во всяком случае, водились птицы: низко над водой пролетали ласточки, чтобы напиться; ржанки и кроншнепы глубоко зарывались в илистую землю в поисках насекомых.
Я раскрошила остатки хлеба. Кроншнеп подозрительно посмотрел на них, но пока он раздумывал, быстрая щедрица промелькнула перед его клювом и улетела с угощением. Кроншнеп распушил перья и вновь начал старательно рыть ил. Джейми показал мне на ржанку, которая волочила казавшееся сломанным крыло и громко кричала совсем рядом с нами.
— У нее где-то здесь гнездо, — догадалась я.
— Вон там.
Ему пришлось показать мне в ту сторону несколько раз, и только тогда я разглядела небольшую, ничем не прикрытую ямку. В ней лежало четыре крапчатых яичка, совершенно сливавшихся с усыпанным листьями берегом. Стоило мне моргнуть, и я тут же потеряла гнездо.
Джейми подобрал веточку и осторожно сдвинул одно яйцо с места.
Мать-ржанка, страшно встревоженная, металась прямо перед ним. Джейми неподвижно сел на пятки, глядя на мечущуюся и пронзительно кричащую птицу. Потом его рука метнулась вперед — и он уже держит в ней внезапно замолчавшую птицу.
Джейми заговорил с ней по-гаэльски, его речь напоминала мне тихое шипение, и гладил ее по головке одним пальцем. Птица в его руке не шевелилась, даже его отражение застыло в ее круглых черных глазках.
Он ласково посадил ее на землю, но птица не двинулась с места до тех пор, пока он не сказал ей еще что-то и не помахал медленно рукой. Она дернулась и стремительно метнулась в тростники. Джейми, глядя ей вслед, перекрестился.
— Зачем ты это сделал? — с любопытством спросила я.
— Что? — он вздрогнул. Думаю, он совсем про меня забыл.
— Ты перекрестился, когда птица улетела. Я спросила, зачем.
Джейми смущенно пожал плечами.
— А-а. Это просто старая сказка, вот и все. Почему ржанки так кричат и так беспокоятся о своих гнездах. — Он показал на ту сторону озерца, где другая ржанка вела себя совершенно так же. Джейми некоторое время рассеянно смотрел на птицу.
— У ржанок души молодых матерей, умерших при родах, — произнес он и смущенно взглянул на меня. — В сказке говорится, что они кричат и так хлопочут о своих гнездах, потому что не могут поверить, что птенцы вылупятся на свет. Они все время скорбят об умерших — или ищут оставшихся после себя детей.
Джейми присел рядом с гнездом на корточки и осторожно стал двигать яйцо своим прутиком, устраивая его, как и все остальные, острым концом внутрь гнезда. Даже после того, как яйцо вернулось на место, он продолжал сидеть на корточках, глядя на спокойную воду озерца.
— Думаю, это просто привычка, — сказал он наконец.
— Я всегда так делал, когда еще был мальчишкой, после того, как услышал сказку. Конечно, я даже тогда не поверил, что у них есть души, но, знаешь, своего рода уважение… — Он поднял на меня глаза и неожиданно улыбнулся. — Делал это столько раз, что даже и не замечаю. Знаешь, в Шотландии очень мало ржанок. — Он встал и отбросил прутик. — Пойдем-ка дальше. Я хочу показать тебе одно место, у вершины вон того холма. — Взял меня под локоть, и мы пошли дальше.
Я и раньше слышала то, что он сказал ржанке, отпуская ее. Пусть я знала по-гаэльски всего несколько слов, но это приветствие слышала достаточно часто. «Да пребудет с тобой Господь, мать» — вот что он сказал.
Молодая мать, умершая при родах. И оставшийся после нее ребенок. Я тронула Джейми за руку, и он посмотрел на меня.
— Сколько тебе было лет? — спросила я. Он криво улыбнулся.
— Восемь. От груди уже отняли.
Больше Джейми ничего не сказал, продолжая подниматься на холм. Мы оказались в предгорьях, густо заросших вереском. Местность прямо под нами сильно изменилась — из земли вздымались гранитные глыбы, окруженные соснами и березами. Мы поднялись на вершину холма, оставив позади рыдающих у озера ржанок.
Становилось все жарче. Мы пробирались сквозь густую листву, и хотя пробирался в основном Джейми, через час я созрела для отдыха.
Мы выбрали тенистое местечко у подножья гранитного обнажения. Это место напомнило мне то, где я впервые встретила Муртага — и рассталась с капитаном Рэндаллом.
Но здесь все равно было славно. Джейми сказал, что, кроме нас, здесь никого нет — очень уж громко заливались пением птицы. Если кто-нибудь подойдет близко, птицы обязательно замолчат.
— Всегда прячься в лесу, Сасснек, — посоветовал он. — Если сама не будешь особенно шевелиться, птицы всегда подскажут, не приближается ли кто-нибудь.
Он отвел глаза от пронзительно вопившего на дереве ворона, и наши взгляды встретились. Мы сидели, застыв, едва дыша, не соприкасаясь руками, хотя могли бы. Очень скоро мы надоели птице, и она улетела. Первым отвел взгляд Джейми, вздрогнув, словно замерз.
В папоротниках белели лохматые шляпки грибов. Джейми щелчком сломал один из них и, глядя, как разлетаются споры, заговорил, тщательно подбирая слова.
— Я не хочу… то есть… я не собираюсь намекать… — Тут он поднял глаза и неожиданно улыбнулся, сделав беспомощный жест рукой. — Не хочу тебя оскорблять, сказав, что у тебя большой опыт с мужчинами, вот что. Но было бы глупо делать вид, что ты не разбираешься в этих вопросах лучше, чем я. Я вот что хотел спросить — это… обычно? То, что происходит между нами, когда я прикасаюсь к тебе, когда ты… лежишь со мной? Это всегда так происходит между мужчиной и женщиной?
Несмотря на трудности изложения, я прекрасно поняла, что он имеет в виду. Взгляд его был напряженным. Он смотрел мне в глаза, ожидая ответа. Я хотела отвести свой взгляд, но не смогла.