— Хорошо, — процедила я сквозь зубы, осторожно сгибая правую руку, которую теперь покалывало просто отчаянно. — И что же делать, если попадешь в кость и уронишь кинжал? Существует ли для этого стандартная действующая методика?
— О да, — ухмыльнулся Руперт. — Вытаскивай пистолет левой рукой, стреляй в ублюдка и убивай его наповал.
Это вызвало новый взрыв восторга, но я и бровью не повела.
— Отлично, — сказала я относительно спокойно и показала на длинный пистолет, висевший у Джейми на левом бедре. — Значит, покажи мне, как его заряжать и как стрелять.
— Нет, — твердо ответил он. Я ощетинилась.
— Это почему же?
— Потому что ты женщина, Сасснек.
Мое лицо вспыхнуло.
— О-о? — саркастически протянула я. — Ты считаешь, что женщинам не достанет ума, чтобы понять, как действует пистолет?
Джейми спокойно выдержал мой взгляд. Уголки его губ дергались, словно он продумывал различные варианты ответа.
— Думаю, я позволю тебе попытаться, — сказал он наконец. — Это будет тебе хорошим уроком.
Руперт раздраженно пощелкал языком.
— Не будь болваном, Джейми. А что касается тебя, девица, — повернулся он ко мне, — дело не в том, что женщины глупы, хотя, несомненно, некоторые — да. Дело в том, что они маленькие.
— А? — тупо уставилась я на него. Джейми фыркнул и вытащил пистолет. Вблизи он показался мне огромным — полные восемнадцать дюймов от рукоятки до кончика дула.
— Смотри, — сказал он, держа оружие передо мной. — Держишь здесь, кладешь на предплечье, смотришь вдоль этого. А когда нажимаешь на курок, пистолет лягается, как жеребец. Я выше тебя на целый фут, тяжелее на четыре стоуна, и я знаю, что делаю. Когда я стреляю, у меня остается здоровенный синяк. Тебя он просто собьет с ног, а то и вовсе ударит в лицо.
Он крутанул пистолет и вернул его на место.
— Я бы дал тебе самой убедиться, — вскинул он бровь, — но ты мне больше нравишься со всеми зубами. У тебя прелестная улыбка, Сасснек, хотя ты немножко чересчур смелая.
Немного смирившись после этого эпизода, я без спора согласилась с мужчинами, что даже легкий меч для меня слишком тяжел, чтобы успешно им действовать. Решили, что самое приемлемое для меня — это небольшой кинжал, который можно спрятать в чулок, и мне его тут же выдали. Зловещего вида, острый, как игла, кусок черного железа длиной около трех дюймов, с короткой рукояткой. Я училась вытаскивать его из чулка все снова и снова, а мужчины критически наблюдали. Наконец у меня получилось задрать юбку, выдернуть нож и встать в правильное положение одним плавным движением. Нож следовало держать так, чтобы сразу полоснуть им по горлу неприятеля.
В конце концов я прошла экзамен на то, чтобы считаться новичком, умеющим обращаться с кинжалом, и мне позволили сесть и пообедать. Все меня поздравляли — за одним исключением. Муртаг с сомнением покачал головой.
— Я все равно считаю, что единственное женское оружие — это яд.
— Возможно, — отозвался Дугал. — Но в схватке лицом к лицу у него есть свои недостатки.
Глава 19
Водяной конь
На следующий вечер мы разбили лагерь на берегу озера Лох Несс. Странно было снова увидеть это место: здесь мало что изменилось. Или, правильней сказать, изменится. Березы и ольхи покрылись густой летней листвой, хрупкие розовые и белые цветы боярышника и ясменника сменились на теплые желтые и золотые утесника и ракитника. Небо стало темно-синим, но вода в озере была все такая же: плоская сине-черная поверхность, в которой, как в ловушке, отражались берега, а краски казались приглушенными, как под закопченным стеклом.
Даже лодки плавали далеко в озере. Одна подплыла поближе, и я увидела, что это коракль — грубая разъемная лодка, где на плетеный из ивняка каркас натягивали дубленую кожу, ничего похожего на гладкие деревянные лодки, к виду которых я привыкла.
У озера был свой, присущий ему аромат — пикантная смесь малинника, прогретого солнцем камня и запаха холодной темной воды. А надо всем этим витал все тот же дух таинственного своеобразия. Казалось, что его ощущали и люди, и пони, и настроение в лагере было подавленным.
Я нашла удобное место для своей постели и побрела к воде, чтобы ополоснуть руки и лицо перед ужином.
Берег круто спускался вниз и обрывался грудой больших плоских камней, которые образовывали что-то вроде неровной дамбы. Здесь, вдали от шума лагеря, было очень мирно, и я села под березой, чтобы насладиться временным уединением. После поспешного брака с Джейми за мной больше не следили каждый миг; хоть это радовало.
Я бездумно обрывала листья с низко нависшей над водой ветви и бросала их в воду, и тут обратила внимание, что небольшие волны, бьющиеся о камни, усиливаются, словно их подгоняет надвигающийся ветер.
Большая плоская голова вынырнула из воды в каких-нибудь десяти футах от меня. Я видела, как стекает вода с чешуи, покрывающей причудливо изогнутую шею. Поверхность озера волновалась, и я видела под водой движение чего-то темного и массивного, хотя сама голова оставалась относительно неподвижной.
Я и сама не двигалась. Как ни странно, я толком и не испугалась. Я испытывала какие-то родственные чувства к этому созданию, оказавшемуся еще дальше от своего времени, чем я. Эти плоские глаза, древние, как моря эоцена, глаза, потускневшие в мрачных глубинах своего убежища. У меня возникли к нему дружеские чувства, перемешанные с ощущением нереальности. Лоснящаяся шкура темно-синего цвета с яркими зелеными вспышками радужно сверкала под челюстью животного. А странные глаза без зрачков были цвета светящегося янтаря. Потрясающе красиво.
И так непохоже на небольшую копию грязного цвета, которую я видела, разглядывая диораму в Британском музее. Но форма — та же самая. Краски живых существ тускнеют после того, как те испускают свой последний вздох, мягкая, эластичная кожа и гибкие мышцы разлагаются за несколько недель. Но кости иногда сохраняются — правдивые отголоски формы, последние свидетели того великолепия, что когда-то существовало.