Роза подошла к зеркалу, обтянула на себе жакетик с узором из пунцовых и серебристых крыльев. Она купила его недавно, а затем и короткий модный зонтик с ручкой в виде птичьего клюва, парижский корсет и слишком светлое для зимы пальто.
Покупать жакет они пошли вместе с дочерью Мартой. Когда на прилавок выложили целую кучу вязаных кофточек, дочь немедленно отодвинула в сторону те, что поярче, а среди более скромных выловила самую темную и, пододвинув ее к матери, сказала:
— Может, примеришь, мамочка?
Роза примерила. Жакет был очень красивый, черный, как бы припорошенный инеем, с роскошным белым воротником и такими же манжетами. Однобортная застежка, строгий ряд пуговиц. Марта стояла перед матерью и смотрела на нее с восхищением.
— Чудно, чудно тебе в этом жакете, — говорила она. — Ты в нем выглядишь как зимняя сказка или как Петронелла, когда она сыта, — у нее тогда такой одухотворенный вид…
Петронелла была их старая ангорская кошка.
Роза почувствовала в эту минуту, что есть вещи похуже смерти. Она почувствовала свою старость, уже состоявшуюся, уже необратимую, уже бросающуюся в глаза. Смерть она чувствовала не раз — это было чувство, не лишенное прелести. Когда при нервном припадке или в минуты смертельного самозабвения у нее деревенели губы и тяжелый паралитический холод, поднимаясь волной от ступней к бедрам, подступал к сердцу, она испытывала — наряду с физическими страданиями, наряду с отвращением к своему бессилию — также и что-то вроде сладострастного удовлетворения. Оттого что она погружается в глубочайший омут безответственности, оттого что мстит и безнаказанно торжествует над принудительными нормами жизни; оттого что она приближается к тайне — вот-вот постигнет ее. Бессилие овладевало ею как некое четвертое измерение, как дыхание некой иной победы. Со смертью, когда та покидала ее тело, Роза расставалась с сожалением; смерть была для нее редким горьким наркотиком, дававшим предощущение незнакомого мира, мира сладостного, блаженного. Но теперь Розу поставили лицом к лицу со старостью, которая подкрадывается к человеку, чтобы лишить его последней надежды, чтобы запятнать мерзким клеймом, насильно сочетаться с ним и волочить его — смешной безобразный призрак — по отвратительнейшим закоулкам человеческого сострадания. «Зимняя сказка», «Одухотворенная Петронелла», сказала дочь. Как же оскорбительно прозвучали эти комплименты! Роза с презрением отвернулась от их меланхолической поэзии, похвала духовной, бесплотной красоте не вызвала в ней ничего, кроме ненависти.
— Слишком длинные рукава, — буркнула она враждебно.
Продавщица и Марта засуетились.
— Да это же пустяк, прихватить под манжетом, и все, а лежит он на вас замечательно.
Роза стаскивала с себя податливую шерсть. У дочери слезы выступили на глазах.
— Но почему? Мама, ну пожалуйста, тебе так хорошо в этом жакете, ты, наверно, думаешь, что он слишком дорогой, я тебя умоляю (она обеими руками придерживала жакет на плечах у матери), я тебе его дарю, ну пожалуйста, пожалуйста, — пусть это будет подарок от меня.
Роза злобно посмотрела на дочь. Марта сразу замолчала, захлопала ресницами, ошеломленная. Так она и не вышла из столбняка, пока были в магазине.
Две-три вещицы Роза еще примерила, при этом, однако, все время поглядывала на узенький жакетик с узором из пурпурных крыльев. Наконец, освободившись от назойливой продавщицы, она протянула к нему руку. Продавщица, несколько обиженная, помогла ей надеть слишком тесную кофточку, дочь отвела глаза… Тон монолога, возобновленного лавочницей, снизился и охладел. Она стала расхваливать жакетик с красными крыльями.
— И этот, мадам, вам тоже к лицу. Красный цвет при седых волосах выглядит очень эффектно, а цвет лица у вас замечательный…
Марта продолжала молчать. Не холод смерти обессиливал Розу, нет, но тепловатый, приторный запах чего-то воображаемого, безнадежного и тягостного. Мрачная, она стояла перед зеркалом, не объявляя решения.
Лавочница тоже на минуту притихла, однако тут же заставила себя взбодриться и с жаром прибавила:
— Даю гарантию, десять сезонов прослужит вам этот жакет.
Тут-то Роза наконец расхохоталась.
— Ах, уважаемая, десять сезонов — не много ли для меня? Хватит, может, и одного? Ладно, заверните этот жакет.
Они с Мартой вышли из магазина и расстались холодно. Это было месяц тому назад. Роза на следующий же день купила великолепный эластичный пояс, который делал ее стройней, а на осенней распродаже приобрела светлое пальто на одном слое ватина и зонтик с клювом.