Барни пожал плечами. Нина еще раз отмстила про себя, как молодо он выглядел.
Она подошла к Барни и ласково обняла юношу.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — успокоила она Барни.
— Я вернулся в Уилтон и развел Ханну и сестер по их спальням. Но сам я понял, что не смогу заснуть. — Барни тоже обнял Нину. — Я не очень побеспокоил тебя? — спросил он.
Нина покачала головой.
— Нет. Хочешь подняться наверх и попробовать уснуть здесь? — Барни сжал в своих огромных ладонях руку Нины. Секунду, показавшуюся обоим вечностью, они смотрели друг другу в глаза.
— Я лягу только, если ты пойдешь со мной, — сказал наконец Барни.
Нина едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Но одновременно она подумала о том, как естественно и как приятно будет лечь и прижаться к большому теплому телу Барни. Пугающая цифра — разница в их возрасте — как-то вылетела у Нины из головы.
— Я пойду и полежу с тобой, пока ты не заснешь.
Смятые простыни на кровати Нины еще хранили тепло ее тела.
14
Из больницы домой Майкл доехал на такси. Следующий день обещал быть трудным, и он предпочел убедить себя в том, что с Дарси наверняка уже все в порядке. Было четыре часа утра, темнота, казалось, сомкнулась вокруг машины, как будто черный куб, и двигалась вместе с ней, отрезая пути к отступлению.
Майкл думал о Марсель и детях. Он хорошо разглядел лицо жены, когда вошел из сада в кухню, но сейчас мысли его были в основном о Джонатане и Дейзи.
Майкл прекрасно понимал, что никогда не был по-настоящему счастливым отцом, никогда не испытывал к детям тех чувств, которые рисовались в его воображении перед рождением Джонатана. Майкл любил детей, но иногда они казались ему непредсказуемыми в своих поступках помехами, которые надо было дипломатично обходить на жизненном пути. Дети отнимали все время Марсель, его собственное время, и, хотя Майкл гордился сыном и дочерью, в глубине души он считал, что энергия, затраченная на их воспитание, не окупается сполна. Дети не всегда вели себя так, как хотелось бы Майклу. Иногда дети молча смотрели на отца и во взгляде их можно было прочитать упрек. Тогда у Майкла все холодело внутри, ему становилось стыдно своего равнодушия, просыпалось чувство вины.
Теперь же все открылось Майклу совсем с другой стороны. Он прекрасно понимал, что, добиваясь Ханны, пытается получить то, что давно уже не могла ему дать Марсель. Но он также знал, что рискует таким образом потерять Марсель и детей. Представив себе существование без детей, Майкл неожиданно ясно увидел перед глазами сына и дочь. Упрямо-вопросительный взгляд Джонатана и верхнюю губку Дейзи, распухшую от слез, которые так часто текли из маленьких глазок девочки. Дети казались ему сейчас непостижимо сложными существами, не имеющими, казалось бы, ничего общего с ним и Марсель. Майкл почувствовал, насколько зависимы от него его дети — он неожиданно испугался за них и одновременно продолжал чувствовать своего рода ужас при мысли, что и сын, и дочь были сами собой, были единственными и неповторимыми.
Еще Майкл вспомнил, как выглядел Дарси в больничной палате, во власти бригады кардиологов, проводивших интенсивную терапию. Майкл знал почти всех врачей и медсестер, по крайней мере, в лицо, а некоторых и довольно близко, и было странно и жутко видеть среди них Дарси Клегга, с которого сняли одежду и все другие атрибуты солидного человека, превратив его из того всеми уважаемого Дарси, которого знал Майкл, в просто тело на каталке. От мысли о детях, а потом о Дарси, на глаза Майкла навернулись слезы, так что он уже ничего перед собой не видел.
Майкл вошел в дом, аккуратно, стараясь не шуметь, запер за собой дверь. В доме казалось еще тише и темнее, чем на улице. В воздухе стоял едва уловимый запах несвежей пищи и лака, которым Джонатан покрывал законченную недавно модель аэроплана. Осторожно, почти крадучись, Майкл прошел в прихожую.
Марсель не спала. Она никак не могла заснуть хотя давно уже вернулась домой от Фростов. Лежа в постели, она слышала, как подъехала машина, а затем, как Майкл осторожно, вслепую пробирался по темной прихожей.
Дверь спальни приоткрылась, затем закрылась опять. Марсель охватил вдруг безотчетный страх. Ей показалось, что это не Майкл.
— Я не сплю, — сказала она. Голос Марсель дрожал.
— Да? Уже поздно…
Ну, конечно же, это был Майкл, но облегчения Марсель не испытала. Она включила ночник.
— Как Дарси?
Майкл стоял, держа в одной руке ботинки, а в другой пиджак, как человек, застигнутый врасплох при попытке бесшумно улизнуть из дома.