— Это очень вредно вліяетъ на дѣтей, говорила она. — Они преждевременно перестаютъ быть дѣтьми, они пріучаются резонерствовать. Наконецъ, они многое узнаютъ, что дѣлаютъ и говорятъ взрослые и чего они не должны бы знать.
— А я думаю, что это только заставляетъ взрослыхъ не дѣлать и не говорить ничего такого, чего не должны бы знать дѣти, отвѣтила Олимпіада Платоновна. — Наконецъ, имъ было бы очень скучно однимъ.
— Но при нихъ миссъ Ольдкопъ и учитель, замѣтила Марья Всеволодовна.
— Я немножко эгоистка, Marie, сказала Олимпіада Платоновна. — Если-бы миссъ Ольдкопъ и Петръ Ивановичъ проводили вечера съ дѣтьми, мнѣ пришлось-бы сидѣть одной…
— О, я не говорю, что ихъ нужно удалять, когда никого нѣтъ, сказала княгиня. — Но ты говоришь, что дѣти всегда находятся здѣсь въ свободное время… этого не слѣдуетъ допускать для ихъ-же пользы… Годы дѣтства должны быть годами воспитанія, постояннаго наблюденія, постоянныхъ заботъ воспитателей и учителей… Ты говоришь, что присутствіе дѣтей среди взрослыхъ заставляетъ взрослыхъ остерегаться, сдерживаться… Но развѣ ты заставишь всѣхъ своихъ посѣтителей поступать именно такъ? Развѣ, наконецъ, дѣти не наслушаются вообще пустыхъ толковъ, невѣрныхъ сужденій, дикихъ мнѣній?..
Олимпіада Платоновна замѣтила, какъ-бы въ оправданіе себѣ, что Евгеній, впрочемъ, почти и не сидитъ по вечерамъ среди взрослыхъ, а читаетъ въ библіотекѣ.
— Развѣ тамъ есть, книги для дѣтей? спросила княгиня.
— Онъ читаетъ и перечитываетъ Донъ-Кихота, отвѣтила Олимпіада Платонова.
— Онъ? Донъ-Кихота? съ изумленіемъ спросила княгиня. — Но развѣ можно давать эту книгу ребенку? Сумасбродныя похожденія сумасшедшаго авантюриста и вульгарныя сцены его пошлаго слуги! Какое представленіе составитъ онъ объ обществѣ, о долгѣ человѣка, объ общественной дѣятельности…
— Но это великое произведеніе, замѣтила Олимпіада Платоновна.
— Ты, конечно, считаешь и Вольтера великимъ писателемъ, однако, вѣроятно, не дашь мальчику въ руки „Философскаго словаря“, сказала княгиня. — Есть великіе люди, есть великія произведенія, но такіе, съ которыми можно знакомиться только въ зрѣломъ возрастѣ, а не въ годы дѣтства.
Затѣмъ княгиня напала говорить, какъ трудно воспитывать дѣтей вообще. Она передала, какъ она слѣдитъ за каждымъ шагомъ своихъ дѣтей, какъ она просматриваетъ каждую попадающую имъ въ руки книгу, какъ она повѣряетъ гувернантку и учителей, какъ она справляется о всѣхъ мелочахъ жизни тѣхъ изъ своихъ дѣтей, которыя уже кончаютъ курсъ въ пансіонѣ. Она со вздохомъ вспомнила о покойномъ Nicolas, котораго она не могла воспитывать подъ своимъ непосредственнымъ наблюденіемъ, чему она и приписываетъ многія ошибки, сгубившія этого юношу.
Княгиня коснулась вопроса о дѣтяхъ не случайно и, не смотря на свое горе, не забыла о нихъ. Она вообще имѣла способность въ минуты самыхъ тяжелыхъ личныхъ невзгодъ не забывать о ближнихъ. Когда она мучилась и терзалась у постели умирающаго сына, она не забывала вести переписку по дѣламъ того благотворительнаго общества, гдѣ она состояла предсѣдательницей; „на чужихъ людяхъ не должны отзываться мои личныя страданія“, говорила она. И теперь ее заботила судьба племянника и племянницы ея мужа; она знала, какъ мало педагогическихъ способностей было у Олимпіады Платоновны, и опасалась за этихъ дѣтей. На другойже день послѣ своего пріѣзда въ Сансуси она перешла къ вопросу, какъ думаетъ Олимпіада Платоновна распорядиться судьбою дѣтей далѣе. Олимпіада Платоновна сказала, что Олю, вѣроятно, придется отдать въ институтъ, а Евгенія… Олимпіада Платоновна еще не рѣшила, куда она его отдастъ оканчивать курсъ. Правовѣдѣніе, лицей, гимназія… нѣтъ, она вовсе еще не знаетъ, куда она потомъ пристроитъ мальчика. Ей такъ хотѣлось подольше не отдавать дѣтей никуда. Княгиня Марья Всеволодовна начала доказывать всю неосновательность этого желанія. Здѣсь мальчикъ ростетъ одинъ, безъ товарищей-сверстниковъ, подъ женскимъ вліяніемъ и подъ вліяніемъ этого…
— Онъ изъ поповичей? вдругъ спросила она про Рябушкина.
Олимпіада Платоновна отвѣтила, что да. Княгиня сказала, что это и замѣтно, что у него „нѣтъ манеръ“.
— Кланяется и встряхиваетъ волосами, какъ гривой… Что-же ты хочешь, чтобы вышло изъ мальчика, который видитъ, какъ долженъ держаться мужчина, только изъ примѣра этого поповича, изъ примѣра прислуги да изъ примѣра мужиковъ?