— Все они кобели, Машка! все! — стукнула кулаком по столу, Маша аж вздрогнула.
— Как учуют чужую доступную пилотку.
— О-о-оля! — осуждающе глянула на нее Мария, чуть не промазав струей заварки мимо чашки.
— что, Оля? тридцать пять лет — Оля! Я ему подзатыльников навтыкала, знаешь каких? Чтоб знал, как по чужим бабам шляться, козлина! — трясла в воздухе все еще сжатым хлипким кулаком. Острое худое лицо посуровело. Тонкие, выщипанные брови сошлись в переносице. — Какого это нам, женам потом расхлебывать? Ты это... Поплачь, Машка. Легче станет. Не держи в себе, — как-то разом золовка сдулась, понизив тон и с жалостью на нее посмотрела.
Пока Ольга наворачивала блинчики с творожной начинкой, громко швыркая через край кофе, Мария ковырялась ложечкой в чашке. Слезы, как назло, литься не хотели. Глухо и пусто в груди. Словно выжженная земля, где ни ростка надежды, ни капли влаги. Давни на нее посильнее не слезы пойдут, а битое стекло посыпается.
Маша прекрасно понимала, зачем на самом деле явилась Оля — чтобы подтереть дерьмо за братцем. Ее бравада нисколько не впечатлила. все понятно и так. Макс — козлина, но он свой козлина, тот кому сеструха сопли подтирала в детстве.
Женской солидарности не жди. Сидит, «мосты наводит».
— Правильно! Не пускай его пока в дом. Пусть осознает всю степень своей вины, —Ольга кивала одобрительно, думая, что ее советы идут «на пользу». А может, кивала потому, что Маша остатки блинов складывала в контейнер ей с собой и коробку конфет для ребят положила в пакет.
— Чего это? — возмутилась Ольга, когда Мария вытряхнула из своего кошелька три тысячи налички и протянула ей.
— У твоего младшего скоро день рождения. Купи чего-нибудь. Скажи от тети Маши,
— нашла, что вспомнить Голубева.
— Ну, ладно. Спасибо, — спрятала Ольга деньга в задний карман джинс.
Ольга потянулась и по традиции облобызала ее в щеки на прощание, не зная, что ее прикосновения терпят с трудом.
— Ты звони, если что... — отходила, оглядываясь.
— Угу, — прислонила Мария головой на косяк двери, провожая ее взглядом до лестницы в подъезде.
16.
— НУ, ты поговорила с ней? — Макс сразу же взят телефон, с первого гудка.
Ольга прикурила зажигалкой кончик сигареты, и не торопилась с ответом.
— чудак ты, Максим, на букву «эм», — она выпустила дым, сидя на лавочке. Нога на ногу верхнюю качает. — Жил, как у Христа за пазухой, горя не знал. Машка с тебя пылинки сдувала.
Ольга проводила взглядом старуху, которая тоже подозрительно на нее покосилась.
Бабка, подойдя к подъездному домофону. порылась в карманах в поиске магнитного ключа, подтягивая свой пакет с покупками из продуктового к себе поближе, будто худая курильщица на него покушается. Пищащий сигнал открывающейся двери. Хлопок.
Ольга выпустила еще одну струю едкого дыма.
— ОЙ, не начинай! А? — раздраженно огрызнулся младший брат. — Что моя жена сказала?
— Ни-че-го! Прикинь? Крутись, братец, сам как хочешь, я тебе тут не помощница. И знаешь. Взгляд у Марии стал другой... Жестче, что ли. Раньше за ней не замечала. Ощущение, будто видит тебя насквозь, мысли читает. Подозрительная Машка стала, циничная. И это только твоя вина. Думаю, тебе еще аукнется поход налево. Дурак ты, братец, — втянув и без того впалые щеки, Ольга жадно затянулась, выпучив глаза, словно у нее открылось ясновидение.
Она прекрасно знала такую породу правильных людей, как невестка — чистоплюев, которые никому и ничего не прощают, будто сами не могут ступить в дерьмо.
Максим поморщился, чувствуя, как слова сестры занозами протыкают сознание. Он и сам понимал, что натворил, запутавшись в обмане и лжи. Поверив, что почти не уязвим и можно жить по кайфу, как тебе захочется. Но, одно дело признавать это в глубине души, и совсем другое — выслушивать нотации от сестры, которая сама барахтается в сточной канаве.
Любые слова сейчас прозвучали бы как оправдание, а оправдываться он не собирался. Макс просто хотел, чтобы этот неприятный разговор поскорее закончился, раз уж Ольга никак ему не помогла.
— Ладно, — наконец, сказал он, стараясь сохранять спокойствие в голосе, — Что сделано, то сделано. Сам буду разбираться. Спасибо за «поддержку». — Буркнул, словно часть своей вины на нее переложил. Не может помочь, а туда же с нотациями лезет.
— Иди в жопу, Максим, — устало ответила женщина, скидывая соединение.