Он добился того, чего хотел: система начала действовать. Пока в виде эксперимента.
Эсэсовец провел Грабаря и Тесленко в кабинет коменданта. Майор Заукель поднялся навстречу, кивнул на диван:
- Прошу.
Он был высок, строен, светловолос и не стар. Внимательно поглядев на летчиков, подвинул на столе пачку сигарет:
- Курите?
Тесленко демонстративно отвернулся и уставился в стену. Грабарь взял сигарету, прикурил от протянутой майором зажигалки.
- Вы не отказываетесь от сигарет врага? - спросил Заукель, усмехнувшись.
- Зачем же? - вежливо возразил капитан. - Они ничем не отличаются от любых других. Майор на мгновение задержал на нем взгляд.
- Вы практичны, - проговорил он после непродолжительного молчания. - По крайней мере практичнее вашего коллеги.
Майор Заукель говорил на безукоризненном русском языке, и это заставило Грабаря насторожиться. Он взглянул на презрительно скривившего губы сержанта. Тот, конечно, вел себя глупо, но хорошо, что хоть молчал. Двумя-тремя неделями раньше он не преминул бы обозвать этого фашиста мерзавцем, и кто знает, чем бы это кончилось. В отношении себя Грабарь давно решил, что будет со своими противниками предельно вежливым. Если можно избежать лишних неприятностей такой ценой, то он готов ее уплатить. Жаль, что сержант не хочет этого понять.
- Мой коллега слишком молод, - сказал капитан. Заукель заложил руку за борт кителя и выпрямился,
- Мне крайне неприятно, что в первый же день своего пребывания на аэродроме вы стали свидетелями прискорбного случая с вашим летчиком, проговорил он. - Но такое происходит крайне редко. Мало-мальски опытный пилот ничем не рискует, так как его противником является плохо обученный курсант.
Грабарь приподнял брови. Заукель внимательно поглядел на него.
- Немецкой армии нужны опытные пилоты, - резко сказал он. - Поэтому командование решило создать аэродром, на котором наши пилоты тренировались бы в пара с советскими. Вы находитесь именно на таком аэродроме. Мы не ставим перед собой задачу, чтобы наши пилоты обязательно сбивали ваших. Как вы и сами понимаете, это было бы слишком дорогим удовольствием. Советских машин у нас в обрез, да и те в основном восстановлены из обломков. Летчики тоже не каждый день попадают в плен, особенно сейчас, когда мы отступаем. Наша цель познакомить перед отправкой на фронт хотя бы несколько десятков молодых летчиков с вашей техникой и тактикой ведения боя.
Он еще раз посмотрел на Грабаря, проверяя, какое впечатление производят на капитана его слова. Майор Заукель всячески старался избегать нежелательных эксцессов, особенно сейчас, пока "дело" его не окрепло и имело немало противников в верхах. Поэтому каждого вновь прибывшего летчика он вызывал к себе, пытаясь определить, чего от него можно ожидать. Трех таранов с него было вполне достаточно. Майору уже намекнули, что после четвертого тарана ему придется продолжить свои эксперименты на восточном фронте.
Немецкая авиация несла на советском фронте катастрофические потери. В училища набирались шестнадцати - семнадцатилетние подростки из гитлерюгенда. После непродолжительного обучения их бросали на фронт. Но та часть из них, которая шла на пополнение лучшей гитлеровской дивизии "Рихтгофен", откомандировывалась сюда, в учебный полк для совершенствования.
- Вас будут прилично - насколько это возможно в военное время - кормить, продолжал Заукель. - Вы будете вылетать в зону ежедневно всего на десять минут. Это небольшая нагрузка. Советские машины безоружны и заправляются на пятнадцать минут: из расчета на взлет и посадку. Не пытайтесь бежать или идти на таран: вокруг аэродрома размещена зенитная артиллерия и истребительные части. Он окинул Грабаря и Тесленко холодным взглядом.
- Наш метод, конечно, не может вызвать вашего одобрения. Но, к сожалению, в последнее время наша авиация песет на советском фронте большие потери. Тут уж не до приличий...
- Что ж, ваш метод продуман очень тщательно, - проговорил Грабарь.
Майор Заукель видел много пленных. Одни из них вели себя вызывающе, другие угрюмо молчали, встречались и такие, что надламывались и становились подобострастными. Но здесь было что-то новое, с чем Заукель еще не сталкивался и в чем предстояло разобраться.
- Давно летаете?
- Давненько, господин майор. Еще до войны молоко начал возить.
- Коммерческий летчик?
- Так точно.
- Награды имеете?
- Так точно, господин майор. Похвальную грамоту за безаварийность.
- А военные?
"У герра Заукеля повышенный интерес к моей особо, - напряженно размышлял капитан, - и это может плохо кончиться... Что ему нужно? Только бы сержант не сорвался. Только бы молчал..." Он развел руками.
- Не сподобился.
- Как?
- Не заслужил, господин майор. Тесленко передернуло. Он знал, что капитан лжет.
- Ленивы? Неспособны? Плохо летаете? Капитан пожал плечами.
- Не каждый, кто хорошо делает свое дело, удостаивается наград.
Грузный, спокойный, медлительный, этот человек даже в арестантской одежде был полон внутреннего достоинства и вызывал невольное уважение. Он не торопился с ответами. Было видно, что, прежде чем что-то сказать, он тщательно взвешивает каждое слово.
- Сколько на вашем счету сбитых самолетов?
- Десять.
- Сколько? - переспросил Заукель.
- Десять, - четко повторил Грабарь. Тесленко вытаращил на капитана глаза. Как же все это понять? То капитан врет, то вдруг ни с того ни с сего говорит правду, хотя тут и соврать было бы не грешно... Ведь на его счету действительно десять сбитых самолетов, если даже не одиннадцатью Он поспешно отвел глаза.
- Это не такой уж плохой результат, - пристально глядя на капитана, сказал Заукель.
- Это была моя работа, - пояснил Грабарь. Заукель усмехнулся.
- А вы дипломат, капитан... Что ж, надеюсь, мы найдем с вами общий язык.
- Я тоже надеюсь, господин майор. Он говорил спокойно и доброжелательно. Сидевший рядом Тесленко задыхался от бешенства. Дело уже дошло до общего языка!..
- Предатель, - еле слышно процедил он сквозь зубы. Грабарь повернулся к сержанту - с самым дружелюбным видом.
- Думаю, что и мой коллега такого же мнения. Верно, сержант?
В его голосе неожиданно прозвучали те же металлические нотки, как и во время их последнего боя, когда Грабарь выводил сержанта из-под удара. Это был приказ. И с губ Тесленко помимо его воли сорвалось:
- Так точно...
Как ни мимолетна была эта сценка, она не ускользнула от внимательного взгляда Заукеля. Улыбка его исчезла так же мгновенно, как и появилась.
Сержант не представлял для него загадки. Молокосос, ненавидящий сидящего перед ним фашиста, и только. Он фанатик и, как всякий фанатик, быстро загорается, но так же быстро и остывает. Послать против него первый раз опытного летчика, чтобы тот помотал его как следует, и он смирится, ни о каких глупостях думать не будет.
Но если рядом находится вот такой любезный и покладистый капитан, то тут еще надо поразмыслить.
Этот капитан умен, хитер, изворотлив. От него можно ожидать чего угодно. Проще всего было бы расстрелять его. С другой стороны, не так уж много здесь советских летчиков, тем более таких, которые воевали бы на последних типах самолетов. А этот, кажется, не из плохих. К тому же он как будто в обиде на то, что его обошли наградами...
Заукель поглядел на сержанта. Конечно, не будь рядом капитана, тот не произнес бы ничего подобного даже под дулом пистолета. Ясно, что капитан умоет подчинять себе людей. Но тут не только это. Видимо, капитана очень тревожит судьба мальчишки, и этим его можно будет держать в руках... Майор поднялся.