Мама и Мишель молча сверлили друг друга взглядом. Мишель наконец сдался и отвернулся.
– Как скажете, – буркнул он, качая головой. – Но кто-то за это заплатит!
– Мы уже платим, все и сразу, – заметила мама таким мягким голосом, что я сразу поняла, насколько все плохо. Так она говорит, только когда всерьез пахнет жареным.
– Мам! – Мой голос звучал пискляво и испуганно – оклик ребенка, которому очень нужно услышать от старших, что монстра в шкафу не существует. Сглотнув комок в горле, я заговорила снова – на этот раз почти нормальным голосом: – Мам, Виолу защитила пыльца, так ведь?
Она повернулась и посмотрела на меня.
– О чем ты?
– Монстр не напал на Виолу, потому что вокруг нее клубилась пыльца, верно? Она ведь маскирует все запахи. Я не видела глаз у той твари. Возможно, она не напала из-за того, что не почуяла Виолу. У нас есть пробы пыльцы в лаборатории, мы можем…
– Нет. – Мама устало потерла лоб пальцами. – Дело не в пыльце. Черт возьми, Джон… – Она будто не могла произносить имя отца, не чертыхаясь. – Я не должна была разгребать все это в одиночку. Не должна!
– Мам?..
Виола шагнула ко мне, и я снова оказалась между ней и Корой. Она не могла взять меня за руку, ведь я все еще держала мачете, поэтому положила руку мне на плечо. Держалась за меня как за соломинку.
Мама посмотрела на нас и робко улыбнулась.
– Мои девчонки, – сказала она. – Мои самые-самые. Вы хоть понимаете, как сильно мы вас ждали? Как много трудов приложили к тому, чтобы вы появились на свет?
– Нам это обязательно слушать? – нерешительно вмешалась Лин. Алиса шикнула на нее. Все остальные в комнате молча смотрели на нас с мамой.
Где-то поблизости от нашего дома вышла на охоту пара существ, которых я никогда раньше не видела, и в любую минуту они могли начать охоту на нас. По-хорошему нам бы сесть в квадроцикл и мчать в поселок, где намного безопаснее, но мы почему-то этого не делали. Мы – семеро испуганных подростков, ждали помощи от единственного взрослого в комнате, но взрослый, похоже, сам не знал, что делать. Мама лишь смотрела на меня и Виолу так, будто никогда нас раньше не видела, будто никогда больше и не увидит. Мне стало больно от ее взгляда.
Наверное, Полу тоже было больно, когда та тварь рвала его на части. Нужно пошевеливаться.
Но я не могла пошевельнуться.
– Когда Виола заболела, мы были в ужасе. Думали, это что-то заразное, и вся семья в опасности. Она была так напугана. Мы не хотели, чтобы ее запирали в карантинной палате, вдали от нас. Единственное, что ей хоть немного помогало, – сон в обнимку с сестрой. – Мама улыбнулась. Одной лишь мне в этой комнате. – Когда ты обнимала ее, Оливия, ей становилось легче дышать, она почти не плакала… будто бы становилась сильнее. Мы думали… какое-то время… что все-таки она поправится.
– Но ведь так и вышло, мам, – ответила я. – Виола здесь, с нами.
Сестра молчала.
– Вам было по три года. О, наши милые девочки… Однажды мы пришли проведать вас, и Виола не двигалась… не дышала. Ты обнимала ее крепко-крепко. Ты все никак не хотела ее отпускать, кричала, не переставая. И тогда Джон… ох, Джон…
Мама осеклась. По щеке покатилась слезинка. Мне хотелось обнять ее. Или ударить, я не знаю. Сделать что угодно – лишь бы она замолчала. Чудовища в лесу, пылающий шаттл в горах, исследовательский корабль на орбите – все это вдруг перестало казаться мне таким уж опасным. Теперь меня больше всего пугал рассказ матери. Как же так… нет, невозможно. Не может этого быть. Я отказывалась верить.
– Джон сказал, что у нас осталось много данных Виолы, – продолжала мама. – У нас были снимки мозга, сделанные врачами, когда мы пытались выяснить, что с ней не так. У нас были записи ваших снов. Мы хорошо знали ее… да и потом, ей было всего три годика. Было бы гораздо сложнее, будь она старше.
– Перестань, – прошептала я.
– Не так уж трудно сделать модель трехлетнего ребенка. Конечно, речь все-таки о человеке, но со стороны такой ребенок выглядит, как настоящий. И если постепенно наращивать вычислительные мощности, ребенок может расти, учиться и развиваться… прямо как настоящая Виола.
– Моя сестра и есть настоящая Виола, – прошептала я, задыхаясь. Мне хотелось кричать. Вопить на весь мир. Удивительно, что я вообще способна издавать какие-то звуки.
– Словом, тот монстр не тронул твою сестру, потому что Виола не живая. Она – синтет. Андроид.
Виола крепче сжала мое плечо. Я посмотрела на нее. Она не расстроена, не смущена: просто грустна. Наверное, она не хотела, чтобы истина открылась.
– Так ты знала? – спросила я.
– Знала, – ответила она. – Уже давно. Не сразу поняла, но было так много нестыковок. Мне велели изображать больную, оставаться в кровати. Так у меня появилось много времени на раздумья… общение по переписке. Я ввязалась в это, чтобы получить ответы на вопросы о самой себе – не говоря притом никому, для чего мне нужна их компания. Прости меня, Оливия. Я очень хотела сказать тебе…