– Ты могла навлечь на нас гнев корпорации! – вмешалась Кора. – Мы же в сравнении с ними – ничто. Они же могут стереть нас с лица земли и даже не заметить. Конфисковать все, что у нас есть, как компенсацию за кражу судна, которую даже не мы совершили. Которую они сами едва ли заметили!
– На это мы и рассчитывали – что кражу не заметят. Космос огромен, Кора, в нем то и дело что-нибудь теряется бесследно – и как бы сильно корпорации ни хотелось винить конкретных людей во всех неурядицах, у начальства попросту нет времени гоняться за каждой пропажей. Люди, у которых я купила судно, знают свою работу. Они хотели, чтобы от него ничего не осталось, ну а я хотела купить стройматериал по цене ниже рыночной, и в итоге мы смогли договориться. И все остались довольны.
– Скажите это моему отцу! – бросила я в сердцах, и Делия посмотрела на меня со смесью стыда и неприязни. – Скажите это матери Мишеля, самому Мишелю, в конце концов. Он мне как человек не нравился, но это не значит, что он заслужил смерть. Вы знали, что что-то не так с кораблем – недаром же контрабандисты его так дешево сбагрили. Поэтому вы послали туда команду зачистки перед демонтажем. Поэтому вы сами не рискнули лететь с ними – несмотря на все заботы о колонии, вы прекрасно понимали, что есть шанс оттуда не вернуться.
Она ничего не ответила. Ей и не нужно. Вина написана на ее лице столь явно, что ее за версту видно.
Кора точно все поняла. Она была в шоке. Она держала пистолет обеими руками, не отводя его от матери.
– Ванная слева от кухни, Оливия, – сказала она. – Пойди умойся, и мы решим, как быть дальше. Я за ней пока присмотрю.
Нечестно просить Кору держать собственную мать на мушке. Все, что случилось сегодня – нечестно. Но я кивнула, неловко чмокнула ее в щеку и сказала:
– Скоро вернусь.
И пошла в ванную. Ничего другого мне не оставалось.
Глава тринадцатая
Кровавые разводы
Ванная комната в доме Коры меньше, чем у нас, но это единственная разница. Так-то здесь был и душ, и складная ванна, и целых две раковины, и зеркало до потолка. Я пялилась на собственное отражение. То еще зрелище. Смотреть грустно.
Кто эта девушка в зеркале с криво обрезанными волосами и кровью на лице? Левый глаз заплыл, нос свернут набок, на скуле ссадина. Выглядит круто. Ее, конечно, побили, но не сломили.
С такой можно и в разведку пойти.
Я взяла губку из стопки между раковинами, открыла воду и стала оттирать пятна засохшей крови с лица и шеи. До носа было больно дотрагиваться. Еще сильнее болела щека. Забавно: я даже не замечала ту ссадину, пока не прикоснулась к ней.
Я многого не понимала до сих пор. В случае с Виолой я всегда предполагала, что у меня будет время подготовиться к ее уходу, что я распознаю симптомы заранее. А потом мама сказала, что я потеряла ее так давно, что едва ли об этой утрате помню. Порой такие переживания сопровождаются амнезией – страдания, вместо того, чтобы отпечататься в мозгу навсегда, мирно ускользают в пропасть забвения.
Хотела бы я, чтобы так произошло со всем пережитым сегодня. Хотела бы я просто проснуться завтра в своей постели, не имея ни малейшего представления о том, что что-то не так. Хотела бы я просто флиртовать с Корой, драться с Мишелем, любить свою семью и больше никогда не переживать ничего подобного.
Красная от крови вода стекала с моего лица в раковину. Я подняла голову и снова взглянула на себя. Синяки никуда не делись. Кровь на волосах окрасила их в цвет загрейского неба. Я выглядела так, будто прогулялась по преисподней. Ну так оно и было, если подумать.
Если я хочу вернуть Виолу, мне придется повторить эту прогулку. И я готова к бою.
Отключив воду, я сняла мамин рюкзак, села на корточки и расстегнула молнию. Странно и почти что стыдно заглядывать внутрь здесь, в ванной, за запертой дверью в чужом доме. Я будто что-то от кого-то прятала. Да так оно и было. Может быть, мне нужно немного приватности. Всего минутка, чтобы почувствовать, что мама – это родной мне человек, а не великий ксенобиолог и не окровавленное тело, которое я вижу каждый раз, когда закрываю глаза. Может быть, так…
Может быть, таков мой способ выразить скорбь. С этой мыслью я сунула руку в рюкзак и начала извлекать его содержимое на свет божий.
Проведя пальцами по швам на ткани, я нащупала имя, вышитое зеленой нитью на сером полотне: «К. ШИПП».
Когда я увидела ее имя, мне стало немного легче. Моя мать выживала, когда ходила с этим рюкзаком по Загрею, и умерла, отдав его мне. Может быть, это своего рода талисман на удачу. Я совсем не суеверная, но сейчас удача мне бы не помешала.