Меня провели по длинным коридорам в большой зал, в котором был накрыт фуршет. Прочие приглашенные крутились возле столов. До начала церемонии было еще двадцать минут, и я решил посвятить это время вдумчивому изучению столов с закусками.
Всего на награждение собралось человек тридцать. В основном полицейские чины от вахмистра до ротмистра. Выделялся среди этого моря синих мундиров белоснежный китель капитана «Гордости ожерелья», которого я последний раз видел в бессознательном состоянии. И такой же роскошный мичман Харитонов, блюститель народной свободы и ненавистник ограненных по совместительству. Мичман, увидев меня, отвернулся и сделал вид, что мы незнакомы. Старшина Громыко был почему-то тоже в гражданке. К нему я и подошел, поздороваться.
— А! Малой! Рад видеть! Как сам?
— Добрый день, старшина. Вроде жив, орел. А вы почему не в форме?
— Меня турнули с борта. Не поладили кое с кем. — Он покосился на мичмана. — Но то дела прошлые.
— И как вы сейчас? Где обретаетесь?
— Слушай… те — он увидел мой перстень и слегка запнулся, — ну чего мне будет. Хожу на карго.
— А я правильно понимаю, — я поглядел на его ауру — нестабилизированного изумруда, — что вы воздушный волк, не можете без неба…
— Чего за херню… Что вы такое говорите, эр. Меня уже тошнит от этой калоши. Но вам то что за дело?
— Боевой опыт есть?
— Есть. Как не быть. А теб… вам зачем, малец?
— Набираю гвардию. Высокий риск. Столица и фронтир. Плачу пятьсот в месяц, плюс боевые-наградные. Интересно?
— Покумекать надо. Пятьсот, говоришь? Так-то интересно. Но…
— Вот — я протянул ему модную карточку Августовича. — Начальник моей охраны. Захочешь сменить горные выси на грешную землю, звони. Может, и сладится у вас.
— Я позвоню, — заверил меня бывший старшина. — Благодарствуй… те, эр.
Через пятнадцать минут началась суета. Какой-то порученец взялся выстраивать нас в ряд, по ранжиру. Мы встали в линейку, некоторые даже заранее приняли стойку «смирно».
Министр с сопровождающими появился, когда мне уже стало скучно. Генеральский мундир с тремя звездами на погонах Державину шел. Он был украшен одной-единственной орденской лентой. Седоватый, поджарый, похожий на волка в стае псов. Для полицейского у него была просто идеальная выправка. Я, конечно, читал его биографию и знаю, что он раньше служил в ССО. Вживую же я видел Гавриила Романовича впервые. В толпе сопровождающих его лиц я заметил и «Аркадия Вайнера», который допрашивал меня в первый мой приезд в столицу. Мутный тип.
Генерал остановился перед строем и хорошо поставленным голосом начал зачитывать первый рескрипт о награждении. Первыми получили свои почести полицейские, отличившиеся по службе. Я, кстати, был впечатлен. Награждали реально крутых ребят, которые с риском для жизни брали опасных преступников. Или вот совсем молодой парнишка был награжден за то, что дважды бросался в горящий дом, до прибытия пожарных, чтобы вынести потерявших сознание людей. Почти все награждаемые были слабыми ограненными без перспектив развития. Но были и простецы, перечисление подвигов которых, даже сухим языком официальных документов, просто поражало воображение.
Наша компашка с «Гордости» шла довеском к основному награждению.
Когда вызвали меня, я подошел к министру, не строевым шагом, конечно, но быстро и без гражданской вальяжности. Мужик, судя по всему, любил военную четкость.
— Эр Строгов, — глядя мне прямо в глаза, прогудел Державин, — за проявленное мужество и инициативу в спасении гражданских лиц, во время бандитского нападения на аэростат «Гордость Ожерелья» награждается гражданской медалью «За отвагу», первой степени. Также высочайшим повелением, за храбрость и умелые действия во время бандитского нападения на подвижной состав восточной железной дороги, эр Строгов пожалован медалью ордена «Михаила Спасителя».
НАГРАЖДЕНИЕ
Не знаю, что такое медаль ордена, но, кажется, награда крутая. Я был сегодня единственным, кто ее получил, кроме паренька, вынесшего людей из огня. Правда, ему пожаловали не высочайшим повелением, а приказом министра и третью степень. Мой привычный к дворцовым интригам мозг подмечал все эти нюансы автоматически.