Я не могу даже приблизительно описать его, хотя бы намекнуть на что оно походило, потому что оно было воплощением всего нечистого, противоестественного, нежеланного, ненормального и отвратительного. Оно было вампирической тенью гниения, дряхлости и распада, разлагающимся влажным идолом патологических откровений, страшной непристойностью, которую должна скрывать милосердная земля. Бог знает, было ли оно не от мира сего — или нет, но, к моему ужасу, я разглядел в его изъеденном, с обнаженными костями абрисе проглядывающую отвратительную пародию на человеческий облик, а его разорванная, покрытая плесенью одежда еще более усилила ледяной озноб моего кошмара.
Я был почти парализован, но все-таки предпринял слабую попытку бежать, сделав нерешительный шаг назад, но это, однако, не ослабило чар, в которых держало меня неведомое молчащее чудовище. Мои глаза были заворожены жуткими, вперившимися в них остекленевшими глазищами урода и отказывались закрыться, хотя милосердно затуманились, и после первого шока я стал видеть грозного монстра не очень ясно. Я попробовал поднять руку, чтобы прикрыть глаза, но мои нервы были настолько ошеломлены, что рука совсем не подчинилась моей воле. Этой попытки, однако, оказалось достаточно, чтобы нарушить равновесие, в котором находилось мое тело и чтобы не упасть, я пошатнувшись шагнул вперед. Делая это, я внезапно и отчаянно осознал близость гниющего существа, чье отвратительное глухое дыхание я, казалось, уже ощущал. Полуобезумев, я все-таки нашел в себе силы вытянуть вперед руку, чтобы оттолкнуть зловонный призрак, придвинувшийся так близко, и, в катастрофический миг космического кошмара и адского катаклизма, _мои пальцы коснулись протянутой из-за позолоченной арки слизистой лапы_.
Я не закричал, но вместо меня завопили все дьявольские вампиры, кружащиеся в ночных ветрах, когда в этот миг на мой разум обрушилась сокрушающая лавина просыпающейся убийственной памяти. В этот миг я вспомнил все, я унесся далеко за страшный замок и окружающие его деревья, я узнал изменившееся здание в котором теперь стоял, и, самое ужасное, отдернув запачканные пальцы, я узнал это вглядывающееся в меня омерзительное чудовище.
Но в космосе существует бальзам от любых потрясений и горечи и этот бальзам — забвение. В тот миг наивысшего ужаса я забыл то, что только недавно напугало меня, и порыв черной памяти исчез в хаосе вторгшихся образов. Как во сне я бросился вон из этого призрачного проклятого дома и мягко и бесшумно помчался в лунном свете назад. Возвратившись на церковный двор к мраморным плитам, я спустился по ступеням в свой склеп, но обнаружил, что тяжелую крышку каменного люка я не могу сдвинуть. Тем не менее я не опечалился, потому что ненавидел тот старинный замок и нависшие над ним деревья.
Теперь я кружусь вместе с насмешливыми и дружелюбными вампирами в ночных ветрах, а днем играю среди катакомб Ненхем-Ка, в скрытой и неизвестной долине Хадет на Ниле, Я теперь знаю, что свет не для меня, кроме света луны над каменными гробницами Геба, не для меня и веселье,
Теперь я кружусь вместе с насмешливыми и дружелюбными вампирами в ночных ветрах, а днем играю среди катакомб Ненхем-Ка, в скрытой и неизвестной долине Хадет на Ниле, Я теперь знаю, что свет не для меня, кроме света луны над каменными гробницами Геба, не для меня и веселье, кроме безвестных празднеств Нитокрис среди Великих Пирамид, но в своей новой дикости и свободе я почти смирился с горечью изгнанника.
Потому что, хотя забвение и успокоило меня, я всегда помню, что я — посторонний, чужой и в этом столетии и среди тех, кто еще является человеком. Это я знаю с того момента, когда протянул свои пальцы к чудовищу внутри большой позолоченной рамы, протянул свои пальцы и коснулся холодной и твердой поверхности полированного стекла .