“Высокочтимый Юсуп хан! Возможно, мое письмо удивит Вас. Но обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам, к единственному близкому на этой земле человеку, на которого я могу положиться. Не мне Вам рассказывать о своем состоянии. Известно, что и Вы не живете у Христа за пазухой. По условиям соглашения, достигнутого в Тегеране, в случае, если я попаду в плен к туркменам, Иранское правительство, поскольку я являюсь подданным Французского государства, должно позаботиться о моем освобождении. Однако до сих пор никто не интересовался моей судьбой. Если, высокочтимый Юсуп хан, Вы благополучно вернетесь на родину (о чем я молю Всевышнего), прошу Вас напомнить представителям правительства Ирана о достигнутой договоренности, а также сообщить им о моем местонахождении в Мервском ауле Гонур в семье Эемурата Агабека, либо ознакомить с содержанием данного письма лично посла Франции в Тегеране. Если я получу сообщение о судьбе своего письма, буду обязан Вам по гроб жизни. Поймите, мне, кроме этого письма, больше не на что надеяться.
Капрал Французской армии Жорж Анри Гулибеф де Блоквил. Провинция Мерв, аул Гонур. 1860”.
Блоквил сложил письмо вчетверо и спрятал среди тыкв неподалеку от входа в сарай.
Расстояние между сараем и черными кибитками не превышало пятнадцати-двадцати шагов. Это пространство было для Блоквила своеобразным зрительным залом. Дети выходят из одного дома и идут в другой, играют во дворе, Блоквил внимательно следит за всем. Туркменские дети смотрят друг на друга и разговаривают друг с другом точно так же, как французские ребятишки. Единственное отличие здешней детворы от парижской в ее слишком бедном одеянии. Скачут и спорят они точно так же, чем и напомнили пленнику его родину.
Вон, из соседнего дома вышел Мамедовез пальван. Он такой же, как вчера, как позавчера. На голове высокая мерлушковая папаха, придающая ему строгий вид, его халат накинут на плечи. Блоквил понимает, почему этот человек, выйдя из дома, обязательно тихонько покашливает. Потому что стоит ему тихонько кашлянуть, как женские голоса в соседних домах враз замолкают, словно их сплетням приходит конец. Одного не может понять пленный француз — для чего женщины закрывают рот платком или же держат в зубах угол платка. Все женщины, которых он видит поблизости, включая тех, кто приходит по воду, обязательно носят яшмак, и лишь Акмарал вободна от него. И это также непонятно французу. Как только Мамедовез пальван выходит из дома, абсолютно все женщины, кроме Акмарал, кусают концы платков. Акмарал же даже с этим стариком разговаривает открыто и спокойно. Блоквилу очень хочется постичь секреты здешних порядков.
Мамедовез пальван остановился у дома Эемурата, опять покашлял, а потом что-то сказал. После этого пошел к себе домой.
Аннабиби вышла из дома. В руках у нее была деревянная миска.
Увидев, что она направляется к сараю, Блоквил понял, что означали все предшествующие действия Мамедовеза пальвана. Хотя Агабек пленного и уехал, позабыв о кормлении пленника, старик ничего не забыл.
Жена Эемурата поставила принесенную миску у порога. В ней было несколько кусочков вареной тыквы и небольшой кусок лепешки. Это и был завтрак капрала.
Аннабиби повернулась, чтобы уходить, но Блоквил окликнул ее:
— Апа! — это слово он запомнил для обращения к женщине.
Жена Эемурата остановилась. Не зная языка, Блоквил потер руки и знаком показал на ноги. Так он просил освободить ему ноги и дать воды для умывания.
Однако Аннабиби ничего не поняла из его жестов, развела руками и ушла. Но вскоре вернулась вместе с Акмарал.
Блоквил кивком головы поздоровался с Акмарал, после чего сказал:
— Если вы не освободите мои ноги, не дадите воды, чтобы вымыть руки и прополоскать рот, я не стану есть вашу пищу. — Затем, чтобы произвести на стоящих у порога женщин большее впечатление, добавил. — Если я откажусь пищи и буду голодать, вам придется держать ответ перед Господом.
Акмарал перевела слова Блоквила Аннабиби. Та покачала головой.
— Пока Эемурата нет дома, я не могу прикасаться к его кандалам, девушка.
Пока две женщины совещались, Блоквил сидел, опустив голову и всем своим видом демонстрируя недовольство.
Аннабиби пошла к дому Мамедовеза пальвана. Как только она отошла, Блоквил воспользовался моментом и торопливо зашептал: