— Ничего, скоро наши наступят, — отправляя патрон в патронник, успокаивал он себя. — Тысячу раз был прав ты, старый капитан, вдалбливая нам в головы, что война больше всего не терпит легкомыслия: и зачем нужно было сунуться вперед, тем более в такой день?!. А еще, бывалый наш ротный, только сейчас дошел до меня смысл твоего сравнения солдата на поле боя с охотником: «Одного зверя необходимо терпеливо караулить, поджидая в засаде, другого нужно решительно и неотступно преследовать, третьего же, наоборот, надо остерегаться, стараясь не попадаться ему на пути, иначе самому беды не миновать…» Раненый прислушался, борясь с несколько унявшимся звоном в ушах. Кругом вроде было тихо и лишь где-то в стороне, далеко за холмами, грохотала канонада. «Неужели я их укокошил, — гадал он. — А, может, выжидают, сволочи… Надо было сразу, как они — стрелять без лишних церемоний».
Он унесся мыслями в город: в сладком полузабытье мерещились мать, хлопочущая на веранде у печки с праздничным пирогом, и весело снующая рядом сестренка. «Мама, а Моси когда придет, когда уже темно будет?»— на миг став очень серьезной, спрашивает она. Сегодня старшему брату исполнялось двадцать три, и он обещал отметить день рождения дома…
Вдруг кто-то воровато прикоснулся — он очнулся. Рядом никого не было — лишь на заросшей щеке трепетал сорванный ветром с кустарника сухой лист.
Мучительно хотелось пить. Стараясь не делать лишних движений, чтобы не причинить себе новой боли, он отстегнул от ремня фляжку и с жадностью вобрал в полость рта теплой, невкусной и неприятной воды. Не глотая ее — бойцы, как нехитрый урок, давно уже усвоили, что пить с открытой раной категорически нельзя — он долго полоскал рот, стремясь достать все его уголки, с наслаждением, стараясь не проронить и капли, растер намоченным пальцем губы и выдохнул воду обратно в скудную солдатскую емкость… Грозившая в любой миг обернуться ядом, обычная вода для него, беспомощного и неподвижного, имела теперь цену золота. «Вот когда человек в полной мере осознает органическую и чудовищную зависимость свою от внешней среды. Впрочем, если верить тому, что процентов на семьдесят он состоит из воды, все становится понятным. Человек — как некий резервуар, не стеклянный, железный или глиняный, а сплетенный густо из живых нервов, которые нуждаются в постоянном поливе. В противном случае они, ноя, умирают. Вот несправедливость — эта прозрачная жидкость, сама так любящая свободу, сделала человека навеки своим рабом!.. Эх, превратиться бы сейчас в лужу, просочиться в землю, или же испариться медленно и тихо, без боли и страданий под лучами солнца!.. Уйти меж пальцев кровожадного и трусливого врага, когда тот, подло выждав, пока он полностью обессилет, наконец приблизится. Увы…» Вдруг неподалеку раздался отчетливый сухой треск. «Все.., — подумал он, медленно нажимая на курок. — Живым не сдамся!..» Свой день рождения Мовсес Шахмурадян отмечал в военном госпитале. Его подобрали подоспевшие карабахские разведчики.
1992 год
Ловушка смерти
— Чувствую кисть и каждый палец в отдельности, — говорит Арсен, вытянув перед собой культю и делая воображаемые движения отсутствующей частью руки.
— Вот так разминаюсь несколько раз в день.
У Арсена Хачатряна, внешне неприметного, невысокого, худощавого парня из села Тагавард необычная судьба. Впрочем, бывает ли обычной военная судьба?..
Зимой 92-го в местечке Геворкаван Мартунинского района Нагорного Карабаха морозной ночью противник неожиданно напал на пост карабахцев. Бой был жаркий, но неравный и короткий. Смертельно раненный командир,Славик Тамразян, успел лишь крикнуть: «Ребята, спасайтесь!» Вместе с несколькими уцелевшими товарищами Арсену удалось прорваться к БМП, замаскированной неподалеку в винограднике. Однако, отъехав всего три-четыре сотни метров, боевая машина напоролась на противотанковую мину. Чудовищной силы взрыв легко, словно пушинку, подбросил БМП в воздух. Бойцов во многом спасло то, что люки машины были открыты — в противном случае от удара и давления внутри экипаж просто размазало бы по стенам этого железного гроба.
Придя в себя, Арсен с ужасом осознал безвыходность собственного положения — перевернувшись в воздухе, железная махина, упав, задавила всей своей тяжестью кисть хрупкой человеческой руки. Коварнее ловушки смерть придумать не могла, но страшнее смерти представлялся плен — неподалеку слышались голоса вражеских солдат.
Боец догадывался, что той части руки, которая осталась под БМП, уже нет: он даже не чувствовал ее — боль начиналась только с предплечья, моментально затекшего.