«Ночные поиски ничего не дадут, — думал Белявин. — Да кроме того, пока мы доберемся до этого квадрата сто девяносто девятого, диверсант будет уже далеко от нас…»
— Не нужно ни машины, ни наряда, — глухо проговорил он и усталой, тяжелой походкой направился к себе в комнату.
Усевшись на табуретку, Белявин долго смотрел на слегка мигающую электрическую лампочку.
«Что же это такое? — думал он. — Рация захвачена, и вдруг снова передача… И все тот же проклятый «Сириус-семь»…
Его охватила какая-то тупая, безразличная вялость. Почему-то он вспомнил насмешливого старика, его озорные глаза. Перед мысленным взором Николая появилось злорадно ухмылявшееся лицо Потапова, будто он подразнивал его: «Вот попробуй, поймай этого «Сириуса»… Он даже махнул рукой, чтобы отогнать это видение, и, с трудом стряхнув с себя томительное оцепенение, вышел на двор, и мимо часового направился к умывальникам.
Холодная вода словно смыла с него томительную усталость и безразличие. Энергично растираясь полотенцем, Белявин снова почувствовал себя свежим и бодрым.
Большие яркие звезды мерцали на черном, бархатном небе, тихий ночной ветерок доносил бодрящие, освежающие запахи леса…
Николай заново продумывал и анализировал все обстоятельства дела, начиная с полета таинственного самолета…
«Значит, у врага было две рации, — решил он. — Правдоподобно это? Едва ли!» Белявин задумался. И вдруг у него мелькнула новая догадка: «Может быть, таинственный самолет высадил не одного парашютиста, а нескольких? Одного уничтожили археологи, а другие ушли и скрываются где-то, пытаются вжиться в нашу советскую жизнь. Где они могут быть?»
В археологической экспедиции были как будто бы только надежные, проверенные люди. Качемасов, Демидов, студенты не могли вызывать подозрений — ведь Москва подтвердила, что эти люди действительно существуют. Рабочие и Пелипенко — тоже проверены…
«А леспромхоз?! — вдруг подумал Николай. — Разве там не может затаиться враг? Надо будет побывать в леспромхозе, побеседовать с коммунистами и комсомольцами, познакомиться с недавно принятыми рабочими… Завтра же побываю там! Впрочем, нет! Завтра у меня встреча с Надей… А вот послезавтра обязательно поеду в леспромхоз!»
Обычной быстрой и четкой походкой Николай вернулся в домик радиостанции…
Глава 20
Надя не смогла в условный день приехать в Каширскую. Вернувшийся от Демидова Пелипенко передал профессору записку. Демидов сообщал, что ему удалось обнаружить очень интересное древнее захоронение, и просил профессора немедленно приехать к нему и прислать одного рабочего для дальнейших раскопок.
Тихон Тихонович заволновался:
— Это очень интересно! Очень интересно! — приговаривал он, быстро шагая взад и вперед по палатке. — Григорий Сидорович! Сейчас же седлайте лошадей! Больше оттягивать поездку я не могу, хотя и здесь достаточно дел. Поедем мы с Надеждой Константиновной, вы и один из рабочих… Кого же нам послать в группу Демидова?
— Здравникова надо направить! — посоветовал Пелипенко. — У других семьи в Каширской, не стоит их совсем разлучать… А Здравников один, так сказать, вольная птица…
— Правильно! — кивнул головой Качемасов. — Предупредите Здравникова! Выезжаем сейчас же после завтрака.
Через час Надя и Тихон Тихонович уже покачивались в удобных казачьих седлах. Пелипенко и Здравников от лошадей отказались.
Старый лесник шел впереди легкой покачивающейся походкой старого следопыта-охотника.
Профессор с увлечением рассказывал о далеком прошлом — о Тмутараканском княжестве, о битвах русских с половцами, посягавшими на русскую землю…
Здравников все время старался держаться поближе к профессору и с интересом слушал его рассказы.
— Тихон Тихонович, смущаясь, — заговорил он. — Как это можно все так хорошо знать о давно прошедших годах? Ведь ни книг, ни летописей от того времени не сохранилось… А вы так рассказываете, словно сами жили в ту пору…
Качемасов ласково посмотрел на рабочего, который с самого начала привлекал его своей жадной любознательностью. Он охотно начал рассказывать о старинных летописях, о древних сказаниях, о находках археологов.
Надя молчала. Она думала о том, что за открытие сделал доцент Демидов. И в то же время ее мучила мысль, что она не сумеет сообщить Николаю о своих подозрениях.
Дорога становилась все более дикой и живописной. Огромные пихты вздымали к небу свои вершины. Пышные, белые цветы медуницы цеплялись за стремена. Дорожка то шла по каменным карнизам, над которыми вздымались отвесные скалистые стены, то сбегала в низины и извивалась между стволами деревьев…