Дженни даже не думала, понравится она детям или нет, и понравятся ли они ей. Она просто понимала, что обязана удержаться на этой работе. Потому что другую без связей она не найдёт и потому что брату она уже обязана слишком многим и ещё большим быть обязана не хотела.
Буря… В этих краях буря означала проливной дождь с грозой и сильным ветром летом или снежный буран зимой. Рядом были Кинварские горы. Кинвар. Проклятая страна. Вот говорят они и давали такую странную погоду – то бури, сметающие всё на своём пути, то солнце и лёгкий ветерок.
Она ни разу не попадала в бурю и даже представить не могла, что та застанет её в пути.
- И что делать? – Вопрос повис в воздухе. Ветер уже свистел так, что Дженни не уверена была, услышит ли её кучер вообще.
- Не знаю, госпожа. Мы слишком далеко от приличного жилья. Здесь, конечно, деревеньки есть возле дороги. Дак, вот даже туда мы не доберёмся, коли дождь польёт. Но можно, конечно, попробовать.
- Поступайте, как считаете нужным, - ответила она. Но её ответ потонул в свисте ветра. Экипаж качало из стороны в сторону. Лошади ржали.
Дженни держалась за ручку возле сидения, бледная как мел. Под свист ветра она услышала какой-то грохот, скрип, потом странный стук. Лошади вдруг рванули. Экипаж понесло. Потом закрутило. Он несколько раз перевернулся, раздался треск, и всё потонуло в шуме дождя.
И последняя мысль в ускользающем сознании. Как хорошо. Она наконец-то встретится с Альбертом.
Альберт
- Альберт! – Голос звал его, врываясь в сновидения, сводил с ума, заставлял решаться на то, на что никогда бы в здравом уме он не пошёл.
Это была Камелия. Она снилась ему каждую ночь. Даже сейчас, стоило лишь уронить голову на руки и немного задремать, он снова увидел её. Не будь он Альбертом Дарроузом – давно бы запил. Но выпивка сгубила его родителей, оставив круглым сиротой. Она же потом забрала и единственного близкого человека – дядю Бенджамина. Дядя – рослый, сильный, честный солдат до мозга костей. Он не мог после войны вынести спокойствия домашнего очага, да не очень и стремился, если уж быть верным самому себе. А после дяди ему достались лесные угодья да огромное полупустое поместье. Сам дядя получил поместье уже после войны. А начинал он давно ещё егерем при первом советнике Его Величества. Бескрайние леса, охота, да ратное дело – вот что больше всего любил в жизни дядя Бенджамин.
И Альберт пошёл в него, а не в отца. Так говорил каждый, кто его видел. Может и верно оно, кто теперь разберёт. Отца он не помнил, как, впрочем, и матери. А то что свою дорогу каждый выбирает сам – это тоже верно.
Вот и умер дядя Бенджамин, оставив ему родной лес, да заброшенное поместье в Галиасе. Дырявая крыша, мыши в кладовых, да прислуга, норовившая обокрасть и обсчитать каждый удобный момент. Этому дому нужна была женская рука.
«Камелию я встретил давно. Сколько себя помню – она всегда была рядом, а ещё маленькая рыжая мышка – её сестра. Дядя дружил с её отцом. Когда мы ещё были совсем маленькими, они договорились между собой поженить нас».
Нет. Всё совсем не то. Он отбросил перо и встал. Неудачно повернулся, зацепившись за острый край зеркала на трельяже. На руке выступила кровь. И неуклюжий ещё вдобавок. Куда ему до Камелии! Он согласен был жениться на ней, когда ещё только увидел. Милая девчушка с пухлыми губами и золотыми локонами, смотревшая на него с обожанием. Он был очарован в тот же день. Дядя Бенджамин был доволен.
А Камелия играла им, как умеют только женщины, не говорила ни да, ни нет. И только потом, по настоянию отца, скривив свои пухлые губки, сказала, что выйдет за него замуж. Теперь он знал всё это. Так же как и то, что всегда был для неё всего лишь дуралеем, которому не на что рассчитывать.
А он и был дураком. Потому что влюбился в неё с первого взгляда и готов был жизнь отдать. Но его жизнь была ей не нужна. И его любовь. Любовь. У него? Да бросьте вы. Он старый солдафон и любить то не умеет. Женщинам не нужны нелюдимые медведи, им подавай принцев королевской крови. А он, и правда, не умел говорить. Льстиво улыбаться, поддерживать беседу, спрашивать о погоде, говорить комплименты в лицо, а за глаза смеяться над недостатками собеседника. Нет уж. Увольте.
В дверь постучали.
- Войдите, - произнёс устало. Сил не было.
- Господин, там буря больно свирепствует. Посмотрели бы вы, как бы не поломало чего.