ГЛАВА 7
На самом деле, то, что Джилл будет работать над завершением фильма старины Тони, было наилучшим из всего, что только могло бы случиться. Я бы и сам предложил такой вариант, будь у меня время об этом подумать. С одной стороны, теперь у Джилл будет чем себя занять, а с другой – я получу свободный доступ в монтажную. Я вырезал немало метров кинопленки, отбракованной из-за низкого качества кадров, и некоторые из них я вполне мог потом вмонтировать в свой собственный небольшой фильм.
Бо нашел для работы со мной вполне толкового парня – режиссера-монтажера, которого звали Джимми Бойд. Он начал работать с кадрами, снятыми на натурных площадках. Он соединял их в какой-то сумасшедшей последовательности. Джимми напоминал маленького крота, который вряд ли вообще когда-нибудь вылезал на белый свет из своей темной норы. Тем не менее, он отлично знал свое дело. И чем дольше возился, тем забавнее выглядели плоды его трудов. В конце концов получился такой документальный фильм, какой могли бы сделать братья Марксы, если бы только они занимались документальным кино. Я же предоставил Джимми Бойду полную свободу действий. Я верю в профессионалов, а он был профессионалом высшего класса. Все было как в футболе: я выступал в роли тренера, Джимми – в роли защитника, а Бо Бриммер – в роли владельца команды, проверявшего нашу работу почти каждый день. Мне его вмешательство в наши дела доставляло одно удовольствие. Я полагал, что когда Джимми завершит свой монтаж, у нас получится нечто выдающееся и фильм будет пользоваться большим спросом.
Пока Джилл добавляла последние штрихи к ужасному фильму Тони Маури, мне выдался почти целый месяц свободы, и я затеял интрижку с Лулу Дикки – совсем неплохое утешение после семи, или даже восьми месяцев, когда никого, кроме Джилл, у меня вообще не было.
Было одно обстоятельство, благодаря которому наши отношения с Лулу оказались для меня еще более приятными – Лулу не испытывала ко мне абсолютно никаких чувств. А тело у нее было самым прекрасным из всех, к которым мне когда-либо доводилось прикасаться. Ноги у Лулу были раза в два длиннее, чем у обыкновенных женщин; никаких сисек; жесткие кудрявые волосы и одно место – цвета сливы, слива с хорошеньким черным паричком.
– Где это ты такую раздобыла? – спросил я, когда мне в первый раз предоставилась возможность это сокровище рассмотреть. В этот момент мы с Лулу находились в ее роскошном особняке. Розовая кровать была огромных размеров; прямо рядом с нами стоял телефон, у которого по меньшей мере кнопок сорок. Эти кнопки время от времени начинали мерцать, но Лулу на них не реагировала. Ведь всего каких-нибудь пару минут назад ее слива сокращалась куда быстрее, чем мерцали кнопки на этом телефоне.
– Ливан, – сказала Лулу, вытираясь «клинексом».
Лулу обладала одним отличным качеством – она ничего не воспринимала всерьез, кроме денег. Спальня Лулу была увешена огромными, увеличенными фотографиями ее бывшего дружка Дигби Баттонза.
– А где теперь старина Дигби? – спросил я.
– В больнице для наркоманов, – сказала Лулу. – Не надо о нем говорить. Я питаю к нему слабость, несмотря на то, что трахаться он совсем не мог, даже если бы от этого зависела вся его жизнь.
– Ни у кого жизнь от траханья не зависит, – сказал я.
– Да-а, только не принимать этого во внимание нельзя.
Глаза у Лулу были прохладные, яркие, черные и небольшие, а лицо – как у воробышка. Что касается эмоций, то Лулу была суха, как пальма, а мне это нравилось.
– Меня потрясает мужская импотенция, – сказала Лулу. – И, знаешь, она все время растет. За последние два года я испытала это не меньше, чем с двадцатью партнерами, которые просто ничего не могли. Как ты думаешь, может быть, это оттого, что женщины теперь делают больше денег, чем мужчины, или еще почему-то?
– Какая разница? – сказал я. – Мне больше просто не удается прилечь, чтобы тут же не пришлось обсуждать роль женщины в нашем обществе. Кого, на самом деле, эта роль может интересовать?
– Да, ко-неч-но! Но только если бы ты сам был импотентом, ты бы не был таким самоуверенным, – сказала Лулу. – Посмотри-ка! Он опять поднимается. А потому чего тебе-то беспокоиться? И все-таки, возможно, все это связано с зарплатами, которые получают женщины.
– Мне надо беспокоиться только об одном-единственном пенисе, – сказал я, – а ему наплевать на все эти женские зарплаты. Чем в эти дни занимается твой клиент номер один?
– Шерри? Она погрузилась в медитацию. У нее теперь есть индуистский божок и она больше не ведет беседы с собственными гениталиями. И ей, и Свену это все надоело.