— Я все тебе расскажу, когда ты начнешь предаваться воспоминаниям о том, как дорогая мамочка избивала тебя деревянной ложкой, — огрызнулась она.
Тишина. Потом скрип половиц. Движение. Он посмотрел на нее сверху вниз.
— Это была не деревянная ложка, — наконец, сказал Чёрч. — А разделочная доска.
Хммм, а вот это уже интересный поворот. Эмма не могла решить, впечатлена она или нет. О какой разделочной доске шла речь? Об одной из тех декоративных, на которых подают сыр? Или о той здоровой хреновине, которую достают на День благодарения? На ее взгляд, в обеих не было ничего хорошего.
И всё же, разделочная там доска или нет, Эмма не сомневалась, что её детство все равно было ужаснее.
— Похоже, твоя мама была просто очаровашкой, — вздохнула она и огляделась по сторонам.
Взглянула на свои руки. Ей захотелось накрасить на них ногти. У нее на ногах ногти были темно-синего цвета, Чёрч снова накрасил их накануне вечером. Но у него никогда не возникало желания заняться ее руками.
— Да. Однако это помогло.
Это заявление ее удивило. Он что, одобряет учиненное над ним насилие? Эмма снова взглянула на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Крыша у меня поехала еще до того, как она начала меня бить, — уставившись в потолок, сказал Чёрч. — Иногда я думаю, каким бы стал, если бы она никогда этого не делала. Скольким людям я бы навредил? Чем громче я кричал, тем сильнее она меня била. Когда я научился молчать, побои прекратились.
— Она научила тебя это скрывать, — догадавшись, прошептала Эмма.
— Она научила меня прятать это в себе. Прятать всё. Потому что стоит упустить что-то одно, потом другое, и, кто знает, возможно, вместо своих мыслей и эмоций мне уже придется прятать трупы студенток.
Эмма нахмурилась, обдумывая его слова. Что-то в них было не так.
— Но… теперь ты говоришь, — подчеркнула она. — Ты мне улыбаешься. Ты даже пару раз смеялся. Ты ко мне прикасаешься.
Чёрч протянул руку и провел пальцем по её ноге. В его комнате было прохладно, обогреватель работал в полсилы. Ее кожа была немного холодной и влажной.
— Мне хочется прикоснуться к тебе прямо сейчас, — прошептал он.
— Ты можешь.
— Я знаю.
На мгновение ей показалось, что он хочет сказать что-то ещё. По тому, как он смотрел на её ногу. На её грудь. По тому взгляду, что снова возник у него в глазах, будто он по-настоящему её видел. Будто он её... ценил. Затем Чёрч убрал руку и отвел взгляд.
— Ты всё испортила. Вроде как всё разрушила, — вздохнул он. — Вот почему я позаботился о том, чтобы тебя не выперли из колледжа — чтобы быть как можно ближе к тебе. Теперь ты сдерживаешь всё, что есть во мне плохого. Когда ты просто ходишь где-то неподалеку, всё это тоже там с тобой.
Ого. Эмма этого не понимала. Всё, что есть в нем плохого. Какой подарок.
— Теперь, — продолжил он. — Вернёмся к тебе. Объясни мне, Эмма. Почему ты стала такой? Что с тобой сделал твой папочка?
— А что, если…? — ее голос затих.
— А что, если что? Ты боишься?
Эмма кивнула.
— Если ты меня поймешь, вдруг я тебе наскучу. Тогда тебе больше не захочется быть со мной.
— А что, если я пообещаю тебе, что такого не произойдет?
Чёрч не лгал. По крайней мере ей. Она снова кивнула.
— Хорошо.
Он наклонился к ней и обхватил ладонями ее лицо. О, она обожала его поцелуи. Эмма обожала все, что он ей давал, но их больше всего. Такие нежные, они позволяли ей заглянуть ему в сердце, которого, как он считал, у него нет. Ей удавалось разглядеть всё больше и больше. Мягкие губы прижимались к ее губам, слегка их покусывая.
— Обещаю, если ты когда-нибудь мне наскучишь, то никогда об этом не узнаешь, — прошептал он ей в рот.
Эмма знала, что это максимум из того, что он может ей дать, поэтому просто это приняла.
— Мой отец меня бил, — прошептала она, заглянув в его голубые глаза. Он не отводил от нее взгляда и по-прежнему держал в ладонях ее лицо. — Сначала легкие шлепки то тут, то там. Затем он стал бить меня наотмашь. А потом пошло-поехало. Он избивал меня по любой причине. Вообще без причины. Иногда бил просто так. Бывало так, что ставил меня на пол и пинал ногой. Однажды избил ремнем. В другой раз своим ботинком.
— И что же из этого тебе нравилось больше всего? — хриплым голосом спросил Чёрч.
Эмма практически почувствовала мелькнувшее в его голосе возбуждение.
«Откуда ему известно, что мне это нравилось? Откуда он так хорошо меня знает?»
— Руки. Когда он делал это своими руками, — ответила она.
— Когда ты поняла, что тебе это нравится?
Эмма прикусила нижнюю губу, отчаянно желая сменить тему. Спрятаться. Но она не могла пошевелиться, и Чёрч её не отпускал. К тому же она уже так далеко зашла, у нее не осталось выбора.