Выбрать главу

Роберт Говард

Чёрная тень

(Конан. Классическая сага — 32)

1

Полдневное солнце насквозь прожигало песок пустыни, раскаленный воздух дрожал, струился волнами. Конан, коснувшись растрескавшихся губ огромной ладонью, бросил взгляд на бесконечные барханы, уходившие к горизонту. Некоторое время он стоял в неподвижности, безразличный к палящей жаре и жалящим укусам солнечных лучей. Он был почти обнажен; лишь талию охватывали шелковая набедренная повязка да широкий кожаный пояс, отделанный золотом, с которого свисали кривой меч да кинжал. На руках, бедрах и голенях киммерийца алели свежие царапины.

У его ног, обхватив колени и уткнувшись в них светловолосой головкой, сидела юная девушка. Кожа ее светилась белизной, резко контрастируя со смуглой дубленой шкурой Конана, легкая туника без рукавов была скорее намеком на одеяние; она не скрывала почти ничего — ни стройной шеи с завитками светлых волос, ни крепких маленьких грудей, ни круглых коленей.

Будто желая пригасить ослепительный блеск пустыни, Конан помотал головой. Затем, приподняв кожаную флягу, стиснутую в его сильных пальцах, тряхнул ее, пытаясь определить на слух, много ль там воды. В бурдючке чуть заметно булькнуло, и киммериец, нахмурившись, сжал челюсти; смуглое лицо его потемнело.

Девушка тоже услышала этот звук — не плеск воды, а, скорее, воспоминание о нем. Вздрогнув, она жалобно простонала:

— Конан! Пить! Пить! — Затем глаза девушки скользнули по раскаленным желтым пескам, и в голосе послышался ужас: — Смерть, одна смерть кругом… О Конан, Конан! Нам не выйти отсюда!

Огромный киммериец промолчал, рассматривая барханы; казалось, он собирается испепелить их взглядом. Так глядит воин на врага — смертельного врага, с которым через миг придется скрестить оружие. В синих зрачках варвара пылали злоба и упрямство.

Потом взгляд его спустился к девушке. Выдернув затычку, он поднес горлышко бурдюка к ее пересохшим губам.

— Пей! — велел он. — Клянусь Кромом, ты можешь пить, пока я не скажу. Пей!

Она глотала теплую воду скупыми крохотными глотками и пила до тех пор, пока бурдюк не опустел. Лишь потом тусклые ее глаза вспыхнули; она поняла, что воды нет и больше не будет.

— Конан! Зачем ты это сделал, Конан? Я выпила все, все! И тебе не осталось ни капли!

Выпрямив спину, киммериец отшвырнул пустой бурдюк.

— Выпила, так не ной! — буркнул он. — Побереги силы, Натала.

— Но ты же не сказал, нет… не сказал… — на глаза девушки навернулись слезы.

Не обращая на нее внимания, Конан застыл, выпрямившись во весь рост, похожий на исполинскую статую из потемневшей бронзы. Взгляд его, устремленный к горизонту, к таинственной багровой завесе, дрожавшей над песками, был полон ненависти. Казалось, он чувствует, что свет земной скоро сменится для него вечным мраком и холодом, но варварский нрав киммерийца, упрямый и несгибаемый, не желал мириться с гибелью. Сила еще не оставила его, но он не строил иллюзий; он знал, что без воды яростное солнце иссушит его плоть за день или два. И ему было ясно, что первой жертвой станет светловолосая Натала, совсем уже обессилевшая. Убить ее самому? Смерть от меча, стремительного, как проблеск молнии, милосердней мучительной гибели от жажды… Один удар, только один… И он не увидит ее страданий, не будет бессильно глядеть, как она теряет разум, стонет, хрипит, пытается зачерпнуть ладошкой пригрезившуюся воду.

Клинок киммерийца начал выползать из ножен — медленно, очень медленно, на палец за один вздох.

Вдруг рука варвара дрогнула. Из раскаленного воздуха взгляд Конана неожиданно выхватил едва различимый силуэт городской стены.

«Пригрезилось, — подумал он с досадой. — Мираж… очередной подарок коварной пустыни…»

Будто желая разубедить себя, киммериец приложил руку к глазам, слезящимся от солнца. Вот сейчас заманчивое видение поблекнет и растворится в воздухе… Но вопреки — или, скорее, соответствуя тайным желаниям Конана, городские башни и луковицы минаретов обретали все более четкие контуры.

Девушка, заметив волнение своего спутника, привстала на ноги и устремила взгляд, полный надежды, к горизонту.

— Что там такое, Конан? — прошептала она едва слышно. — Оазис? Неужели мы спасены?

Киммериец не спешил с ответом. Он протер полуослепшие от палящего солнца глаза, затем еще раз недоверчиво покосился на город. Видение не исчезало, оставалось неподвижным в мерцающем мареве.

— Кром! Что бы там ни было, надо идти, — сказал он, подхватывая на руки легкую, словно перышко, Наталу.

— Пусти меня, Конан, — запротестовала она слабым голосом. — Я могу идти сама.

— Нам надо спешить, — отрезал киммериец. — Кругом камни, ты можешь порвать свои сандалии. Успеть бы добраться к городу до заката…

Надежда на спасение влила новые силы в стальные мышцы варвара. Он перелетал с бархана на бархан, попирая крепкими ногами раскаленный песок. Теперь каждый его шаг становился осмысленным — варвар из варваров сражался за свою жизнь.

Конан и Натала с трудом уцелели после разгрома армии мятежного принца Альмурика. Много бед принесло его буйное пестрое воинство, которое вихрем промчалось по королевству Шем, утопив в крови северную границу Стигии. Затем орда вторглась в Куш, где ее и постигло поражение. Армии стигийцев и кушитов соединились и на краю южной пустыни взяли неприятеля в кольцо. Подстегиваемые чувством справедливой мести и скорой добычи, воины не щадили никого. Киммериец успел ухватить мечущегося по полю сражения верблюда, закинул на него девушку, прорвал ряды неприятеля и устремился по единственно возможному пути — в пустыню.

Натала была родом из Бритунии. Конан увидел ее случайно на невольничьем рынке в одном из шемитских городов, захваченных ордой Альмурика. Светловолосая пленница обожгла варвара презрительным взглядом.

«Эта малышка мне по душе», — сказал себе киммериец.

Он взял ее, ни у кого не спрашивая на то дозволения, как поступал всегда, когда ему хотелось.

«Лучше варвар из Киммерии, чем шемитский сераль», — с радостью подумала юная рабыня. Для гордых северных женщин судьба одалиски была худшим из всех возможных зол.

Но теперь жизнь и судьба обоих беглецов висели на волоске. Несколько ночей Конан и его спутница не смыкали глаз, уходя от погони. Когда стигийцы наконец отстали, им стало ясно, что обратной дороги нет. Вокруг расстилались раскаленные пески Туранской пустыни, и надежда на спасение таяла, как мираж.

Верблюда, их живой корабль, долго носило по горячим песчаным волнам, пока он не пал замертво. В полузабытье, под палящим солнцем, беглецы продолжали свой путь пешком. Девушка была сильной и выносливой, но справляться с жесточайшей жаждой ей становилось все труднее и труднее. Увязая по щиколотку в горячем песке, она чувствовала, как едва пульсирующие жизненные силы покидают ее.

Тошнотворный туман и тупое безразличие обволакивали мозг Конана, но из последних сил, стискивая зубы, он упорно брел дальше и дальше.

Зов неожиданно выплывшего из знойного марева города был так силен, что инстинкт подсказал варвару: это не мираж! Что ждало их там? Новые враги? Скорее всего, так… Но с ними можно сразиться! Жажда битвы внезапно охватила киммерийца, вдохнув в него новые силы.

Солнце уже висело низко над горизонтом, когда они погрузились в прохладную тень огромных закрытых створок городских ворот. Перед ними, на высоту не менее тридцати футов, возносились крепостные стены — зеленоватые, они блестели, словно были отлиты из стекла. Конан быстро взглянул вверх, но ничего подозрительного не заметил. Странно, уж не заснула ли стража? Он ударил себя кулаком в грудь и испустил вопль, способный разбудить мертвых. Но ответом была тишина. Варвар ударил в ворота рукояткой меча, однако лишь гулкое эхо отозвалось и тут же утонуло в песках. Натала, напуганная странным заговором тишины и эха, мгновенно насторожилась, увидев, как ее спутник навалился всей тяжестью на ворота, и те вдруг без скрипа начали открываться. Конан тут же отскочил и прижался к стене, ожидая внезапного нападения.

Крик девушки разорвал напряженную тишину. Варвар глянул туда, куда она указывала дрожащей рукой, и увидел лежащего за воротами человека. Ничего особенно киммериец в нем не отметил, разве что кожа незнакомца была слегка желтоватой и глаза немного раскосыми. На нем была пурпурная шелковая туника, ноги обуты в плетеные сандалии, к поясу приторочен короткий меч в ножнах, украшенных золотом. Медленно, в раздумье Конан перевел взгляд с тела на просторную площадь, окруженную постройками — они, как и стены, сияли зеленоватым светом. За ними возносились стройные башни минаретов. И нигде — ни души!