Конан замолчал и больше за весь ужин не произнес ни слова. По его нахмуренным бровям и отсутствующему взгляду Просперо понял, что король сейчас перелистывает страницы своей юности, и тоже молчал, не желая ему мешать.
— Кром! Бывает же так — какая-то мелочь, а не дает покоя, — отмахнулся Конан от привязавшейся мысли.
— А что ты мог здесь делать?
— Не помню! А что, по-твоему? Не цветочки же собирал!
Едва эти слова сорвались с его губ, как Конан вдруг страшно изменился в лице. Кинжал, которым он помогал себе за едой, выпал из его пальцев, глаза уставились куда-то за спину Просперо.
Граф мгновенно вскочил, оборачиваясь и выхватывая шпагу из ножен.
Никого.
— Конан? Во имя Митры…
— Цветок!.. — услышал Просперо хриплый голос короля. — Лепестки, окрапленные кровью, отворяющие Дверь Миров, и… Таврония! Кром!
Король вдруг охватил голову руками и застонал.
Перепуганный Просперо кинулся к нему.
— Конан… Ваше Величество! Что случилось?! Конан, разорви тебя Сет, приди в себя, наконец!
Конан медленно отнял руки от лица, и граф увидел, что король Аквилонии все-таки стар.
— Все в порядке, Просперо. Я просто вспомнил… Лучше бы не вспоминал.
— О чем?
— О том, что произошло со мной на берегах этого озера… в этом лесу. Тогда я подходил сюда с другой стороны, с востока, поэтому и не признал его сразу. Столько лет прошло… Да и не в годах дело. Воспоминания о тех днях были потеряны для меня — я не помнил почти ничего до этого дня! А сейчас…
— Вспомнил?
— Не все… Но я хочу вспомнить все до конца! И почему-то боюсь этого… Ложись-ка лучше спать, Просперо.
Граф не прекословил. Когда Конан говорил таким тоном, спорить с ним было бесполезно и небезопасно.
Снедаемый любопытством и, отчасти, беспокойством, Просперо улегся на расстеленный плащ. Усталость давала о себе знать, и графа сразу потянуло в сон. Последнее, что он видел, был Конан, сидевший на камне, сутулый, огромный, освещенный пламенем костра. Голубые глаза короля — глаза варвара-киммерийца — неотрывно смотрели на пляшущие языки пламени, губы беззвучно что-то шептали.
Веки Просперо закрылись. Граф уснул.
Конан на дух не переносил ни колдунов, ни их темных дел. Других дел, кроме темных, по разумению семнадцатилетнего варвара, у колдунов и чародеев просто и быть не могло.
Поэтому, когда к его столу подсел мелкий, невзрачный старикашка и с невероятно мерзким хихиканьем представился: Гонза, "придворный маг Правителя Офирского", настроение у киммерийца сразу испортилось.
А так хорошо было, пока не появился этот плюгавый старик! Карманы полные денег — Конан в прошлую ночь потрудился на славу — красивая девчонка, устроившаяся у него на коленях, заискивающая улыбка хозяина таверны, который за каждую кружку вина получал стоимость чуть ли не целого обеда, сладостный для слуха варвара шум постоялого двора.
С приходом колдуна, Конан почувствовал себя отрезанным от всего этого.
Девчонка, прижимавшаяся к его широкой груди, куда-то исчезла, едва чародей открыл свой вонючий рот с остатками гнилых зубов, даже шутить в зале стали поменьше — но это, возможно, Конану просто показалось.
Зато хозяин сразу подскочил к ним с резвостью необъезженного жеребца, перегибаясь пополам в пояснице, но сказать ничего не мог, только губами шлепал и выкатывал глаза.
— Кувшинчик лучшего вина для моего друга. Ты позволишь называть тебя другом, юноша?
Конан почувствовал острое желание проверить на прочность череп колдуна. Ну, хотя бы вот этой обглоданной костью.
— Мой друг, — продолжал между тем старик, прежде всего, хочу выразить свое восхищение хи-хи! Твоя слава докатилась от Аренджуна и Шадизара до наших мест. В таком юном возрасте и так — хи-хи! — прославиться! Говорят, что ты заткнул за пояс самого Тауруса — немедийца, прозванного королем воров. Я в это — хи-хи! — не верил…
— Почему это? — набычился Конан: “В конце концов, можно двинуть этого червяка кулаком… а то костью, пожалуй, и убить можно — разбирайся потом со стражниками”.
— О, сейчас я вижу, что был не прав! Одного взгляда достаточно, чтобы — хи-хи!..
— Слушай, колдун, или ты прекратишь свое хихиканье или, клянусь Кромом, я забью его тебе в глотку вместе с остатками зубов, — зарычал Конан и стал вставать из-за стола.
— Спокойнее, спокойнее, мой юный друг, — Гонза продолжал улыбаться, но в его бесцветных глазах мелькнуло нечто, похожее на угрозу. — Горячность иногда вредна… Можно упустить выгодное дело!
— Какое дело? Ты о чем это? — насторожился киммериец.
— Сначала отведай вина. Даю слово, такого ты еще не пробовал. Я-то знаю, что у этого пройдохи, — кивок в сторону хозяина таверны, — есть вино, которое он не выставляет в зал.
Конан покосился на кубок, облизнулся, но пить не стал.
— Какое дело? — требовательно повторил он.
— Надо кое-что украсть для меня, — пожимая плечами, ответил колдун. Больше он не хихикал.
Прищурив голубые глаза, Конан пристально смотрел на чародея. Гонза молчал, постукивая пальцами по столу. И хотя внешне колдун казался спокойным, постукивание выдавало его волнение. Преодолевая неприязнь, Конан все-таки задал вопрос:
— Сколько?
— Вот это называется деловой подход, хи — хм да… Я люблю людей твоего склада. Что ж на прямой вопрос, нужно давать прямой ответ. Три тысячи…
Услышав сумму, Конан перестал прищуриваться, наоборот, глаза его округлились.
— Дело трудное, — предупредил Гонза.
Колдун ждал. Конан все еще боролся с желанием отделаться от старика. Но — три тысячи золотых!
— Конечно, за такую сумму можно нанять двух, и даже трех людей, — небрежно бросил чародей. — А еще говорят, что в Шадизаре появился знаменитый Соркат из Аренджуна, так что, если ты по каким-то причинам…
— Соркат проспал свою удачу! — рявкнул Конан.
— К несчастью, он произнес эти слова слишком громко.
Шуметь в зале вдруг перестали, и это уже Конану не показалось. В самом воздухе таверны повеяло чем-то недобрым.
Из-за соседнего стола поднялся изящный молодой человек лет тридцати с волнистыми белокурыми волосами до плеч, изысканно одетый. Мягко ступая высокими, начищенными до блеска сапогами по грязному полу, он подошел к Конану и слегка поклонился.
— Соркат — это я, — негромко произнес он, положив руку на эфес длинной зингарской ламиры.
Конан почувствовал, что багровеет. Плохое настроение и винные пары сыграли с ним дурную шутку: он попал в глупейшее положение. Обычно его ответ, словом или мечом, не заставлял себя ждать, но сейчас киммериец молчал, судорожно сжимая и разжимая свинцовые кулаки.
Сорката это видимо забавляло.
— Мы ведь не знакомы? — учтиво спросил он у варвара.
— Нет, — выдавил из себя Конан, искоса поглядывая на Гонзу.
Колдун с большим интересом слушал их содержательную беседу. Его маленькие глазки так и поблескивали от удовольствия.
— Оскорбить незнакомого человека, к тому же за его спиной — весьма недостойный поступок, — назидательно произнес аренджунец. — Скажем больше — это свинский поступок? — продолжал он, и это было его ошибкой, не стоило перегибать палку.
Бешенство, клокотавшее в груди киммерийца, выплеснулось наружу.
Варвар встал. Он был на голову выше Сорката, которого никак нельзя было назвать низкорослым. Аренджунец слегка нахмурился, но не отступил.
— По-моему, тебе лучше убраться на место, — прорычал Конан.
На лице вора пробежала легкая тень досады. Видимо, так просто поставить на место этого неотесанного верзилу ему не удастся. Что ж…
— Юноша, — вкрадчиво произнес он. — Хорошим манерам тебя может научить лишь хорошая трепка.