Поток жары встретил его на Бродвее. Небоскребы кричали рекламами, пускало дым изо рта огромное размалеванное бумажное лицо на тридцать втором этаже, выли машины, и бежали люди. На ходу что-то всовывалось в потные руки (рекламы "массажистских" кабинетов, дешевых "салонов" и т. д.). От самой краски несло смрадом.
Крэк юркнул в закусочную - пиццерию. Пот заливал его, а в уме еще были черви. "Что будет с моим задом на том свете?" - подумал он, садясь за трясущийся стол.
И черви исчезли из головы.
В пиццерии все наслаждались жарой, кока-колой со льдом и едой. Крэк жадно ел, впитывая в себя куски, каждый глоток давал наслаждение внутреннему телу и уму, освеженному червями. Руки его дрожали, а голубые бездонные глаза неподвижно глядели на улицу, где неистовствовал поток ног - белых, черных, синих, красных, разноцветных. Пот проникал в глотку, не мешая наслаждению. Это была его доля добычи - простая, наиболее доступная (хотя пять долларов для него - большая сумма), но вместе с тем реальная.
Кругом - с реклам, с листов, с газетных обрывков, из пасти телевизоров кричало, выло, вопило: "Наслаждайся, наслаждайся, наслаждайся! Пока еще не пришел твой час!" И в наемном голосе, льющемся по радио, тоже звучала доверительность и сладо-страстие...
А кругом - в пиццерии - ели и жрали толпы людей - стоя, сидя, посреди узкого прохода. Все пило, жевало, плевало. И солнце равнодушно светило в окно - как будто сквозь тела небоскребов.
Наконец Крэк, ошалевший от этих простых ощущений, забылся в грезе о "массажистском" клубе. Ему это тоже было недоступно. Он бросил на пол назойливые рекламы - вместе с рекламой пророчицы, которая могла подсказать, сколько вы будете зарабатывать через десять лет. Только в желудке его еще вилось змеей последнее наслаждение.
Он приподнялся, схватил рекламный обрывок (он тоже призывал к наслаждениям - но уже другого, более закрытого рода), положил его в рот и начал грызть. Это было уже неадекватно: никто так не ведет себя в пиццерийной толпе. Полусъев газету, Крэк выплюнул остатки на пол и пошел - вперед.
Теперь он знал, куда идти. Некая трансцендентность овладела им. Надо было - по этому зову - бежать, бежать: по прямым, но змеиным улицам Нью-Йорка - в сабвей - вокруг Нью-Йорка - кольцом - как змея. И искать, искать. Что искать? Удачи, счастья, лотерейного билета? Крэк не знал: что-то иное вело его теперь. Не до золота ему было - не до счастья - но он знал: надо искать. Или просто бегать.
Он побежал по улицам, где из каждой витрины протягивались щупальца. Блеск золота переходил в трепет дерьма. Он дважды наступил на него - на теплое, человеческое - рядом с дымом, идущим из-под земли. И тут же его оглушил завывшими рекламами небоскреб. Слоновьи бивни поднимались вверх из окон фешенебельных магазинов. Унылый старикан целовал свой искусственный член, распластавшись в пыли на тротуаре. И тысячи ног равнодушно шагали около него.
Крэк исчез в подземном люке метро - на этот раз его понесло в далекую сторону. В вагоне, съежившись, он смотрел в глаза окружающим: вагон пошатывало, но вид людей пугал его женственную душу. Поезд приближался к самым плохим районам. С каждым новым пассажиром Крэк все больше съеживался: убьет этот или нет?! Каждым ударом своего сердца он считал потенциальных убийц. Какой он все-таки неприспособленный! Ведь лица других пассажиров - он удивлялся им - были каменны и внешне равнодушны: даже если входили их будущие убийцы. Но на него, видимо, нападали приступы желания жизни - особенно после вкусной еды или фильмов ужасов. И наконец, он жалел свой потерянный ум, который - после смерти - уже не сможет ни о чем думать. Вскоре он выскочил из метро.
На этот раз Крэк заплутался. Мелькали ярко-синие и красные рекламы, выли полицейские сирены, что-то неясное упало ему под ноги - но он метался из одного тупика в другой, входил, выходил, прыгал - и наконец после многозначительных бессмысленных метаний оказался около трущоб. Он огляделся: это были необычные трущобы, Крэк еще не видел таких - ведь Нью-Йорк бездонен. Но по ряду признаков он понял, что попал в Южный Бронкс - в трущобы среди трущоб, в огромный район, протянувшийся к северу от Манхэттена. Действительно, целый город окружал его, но он был как после атомной бомбардировки. Рядами, потоками стояли остовы четырех-, пяти-, шестиэтажных зданий. На четверть разрушенные, они выглядели как вполне нормальное жилье. Лишь где-то по углам виднелись скопления людей, а в целом длинные, уходящие вдаль проспекты, со скелетами домов по бокам, были зловеще пустынны.
Крэк посмотрел направо - ни одного человека и тишина. Посмотрел вперед там, на углу, стояли люди, но такие, что Крэк не решался туда идти. Он робко взглянул налево - и увидел, что по этой улице бредет вдалеке человек. И Крэк решил пойти по этой улице.
Но до человека было далеко. Кроме того, неясно, шел этот человек или стоял. Стаи призрачных собак то и дело возникали в провалах между домами. Порой собаки пересекали улицу: были они худые и, казалось, грызли камни.
Иногда у дверей на ступеньках неподвижно лежали люди; их черты лица застыли в мертвой грезе без мысли.
Были ли это пьяные, или эти люди закоченели от дешевых наркотиков, или они лежали просто так, перестав надеяться, - Крэк не знал.
Он шел вперед, оглядываясь, думая о том, что будет с его глазами после похорон. На перекрестке показалась машина - похожая на те, которые, заржавленные, дырявые, стоят на огромных машинных свалках.
Крэк глянул в лицо водителя, и его отнесло. О да, он привык почти ко всему. Он видел и не такие лица - по выражению. Единственное, от чего его пошатывало, - это от деформации.
Он не был готов к таким лицам.
Потому и напугал его тот, далекий, к которому он шел. Крэк интуитивно понял, что у него, у дальнего, вообще нет лица. Видимо, он шел покрытый покрывалом. Что же было скрыто за ним?
Крэк боялся таких ликов. Взять хотя бы водителя - в нем Крэка особенно напугал нос, похожий на ногу здорового младенца.