Взрослому человеку для счастья нужно побольше. Но когда у него всё плохо, когда остаётся мало хорошего в жизни, то и малость покажется благом. У меня часто так бывало, что, когда все хреново, даже какой-то просвет, совсем небольшой, становится просто каким-то огромным и ничем не перекрываемым счастьем. Это как если вот у тебя что-то сильно болит, а потом – раз – и перестало. Зуб, например, или там живот, голова, нога, рука – неважно. И вот момент, когда боль уходит – это счастье!
Я не знаю, как у моего дяди Валентина складывались отношения с собственным здоровьем, что у него болело, как часто и как сильно. Подозреваю, что боли у него были. Еще у него были болезни, когда, может, болей и не было, но эти болезни всё равно не приносили радости. Если у человека, например, просто не сгибается нога – то что здесь хорошего? А если рука тоже не сгибается? И вообще, если куча проблем с организмом? Нет, были бы деньги, доктора – то, конечно, эти проблемы решаются. Хотя бы частично.
У дяди Валентина, кроме его пенсии, денег не было. На еду и какие-то лекарства хватало, на водку хватало. Хотя это, в общем-то, водка тоже была для него лекарством. У него не было телевизора – он слушал радио. Был у него телефон, но потом один раз по пьяни он его разбил – и телефона не стало. Впрочем, а кому мой дядя мог позвонить, с кем пообщаться? С мамой моей, своей сестрой? О чем? Что ему передать из еды? Друзей у дяди Валентина не было, его бывшая жена и дочка с ним не общались и, кажется, вообще не знали, где он и что с ним. С соседями он так и не познакомился, не дружил с ними. И вообще, мой дядя Валентин из веселого и довольно остроумного мужика превратился в законченного алкаша, мизантропа и нелюдимого бирюка. Хотя, надо отметить, присутствия духа окончательно не терял.
Помню, однажды я у себя на телецентре бухал с коллегами и с чего-то решил зайти к нему в гости. А поскольку был сильно пьян, то, ворвавшись к нему в квартирку, случайно рукой выбил в кухонной двери стекло. Дядя посмеялся на следующий день, когда я пришел к нему извиняться, пожурил меня за пьяную выходку. Сам же пошутил, что я еще не научился пить и ему надо мне преподать пару уроков. Увы, он успел преподать мне только один урок. Но я запомнил его на всю свою жизнь!
В тот день мама просила меня забежать к дяде Валентину и занести ему банку с борщом, сало, котлеты и что-то еще. А я отмахнулся, но пакет взял и сказал, что потом. Закрутился, было много съемок, в общем, я зашел к нему только через день…
…Он лежал на кухне, на полу. Под ним были осколки банки из-под солёных огурцов, видимо, дядя Валентин хотел достать огурец и в этот момент то ли споткнулся, то ли потерял сознание. На кухне у него всегда был бардак, не мудрено было с его координацией и больными ногами споткнуться. Но, возможно, всё же дядю подвела голова – кто знает?
Я стал пытаться его приподнять, но он – и так кабан тяжелый – на этот раз был просто неподъёмный. К тому же он был полностью голый! Он всегда хвастался, что, мол, у себя в квартире – хозяин, и даже зимой ходит по ней голышом. Как раз была зима, но квартира была тёплая, тем более, пятый этаж – поверху проходила магистральная труба с горячей водой. Так что в этом плане дяде тоже повезло: в его квартире зимой была Африка.
Я тащил дядю Валентина, но руки скользили, а он… он был, как труп. Хотя что-то вроде как пытался мычать. Или мне просто это казалось? Его глаза не реагировали, они жили какой-то своей жизнью. Нет, они не были мёртвыми, но и живыми их назвать было нельзя. Дядя Валентин находился где-то уже на полдороге, уже не здесь, но ещё и не там. А что надо было с ним делать – я не знал! Я послушал пульс – сердце работало. Еле-еле. Глаза не закатились, просто они смотрели как бы сквозь меня… Я дотащил его тело до санузла, еле втащил его в ванную, открыл воду…
В хрущевке, чтобы включить горячую воду, надо вначале включить газовую колонку. И я, когда включил её, забыл сразу же открыть ещё и кран с горячей водой. Потом, когда я этот кран открыл, сразу полился кипяток. И дядя Валентин, находясь в ванной, рефлекторно одёрнул свою ногу, когда горячая вода попала ему на ногу. Тело его ногу одёрнуло. То есть, он всё же не был трупом, он был ещё жив!
…Когда примчались родители, мы попытались как-то помыть дядю Валентина – всё его тело было в раздавленных огурцах, осколках стекла, каком-то мусоре… Мы помыли его, пытаясь как-то всё же понять, что с ним. Но мы ведь не были медиками…