Собственно, очередной успешно сданный экзамен она и отмечала. Только в планах у нее было вздремнуть утром, а не ехать на разборки с Серегиным отцом — Дмитрий Иванович, кажется, так его звали. Хотя стоять с похмелья было тяжело, происходящее ее забавляло. Все эти нелепые угрозы, было чувство, что в кино про бандитов снимаешься. Она хотела было уже улыбнуться, но ее выручила головная боль, превратив улыбку в какую-то нервную судорогу. Могло неудобно получиться, ее угрожают убить, а она улыбается.
Наверное, все происходящее могло напугать какую-нибудь другую двадцатилетнюю девчонку, но не ее. И не потому, что ей уже было целых двадцать три, а потому, что она пять лет прожила в детдоме, а там год идет даже не за два, а за все десять.
Так уж вышло, что, когда Юле было тринадцать, ее родители разбились на машине. И до восемнадцати лет служба опеки отправила ее в детдом. Нет, все было не так плохо, как это обычно показывают в фильмах. Никаких пыточных, где дети за тарелку каши выполняют самые извращённые желания воспитателей-садистов. Не было ни фабрик по извлечению органов, ни религиозных фанатиков, строивших диктатуру, да их даже ни разу не отправили строить дачу какому-нибудь чиновнику.
Но как же тяжело общаться с людьми с отрицательным IQ. И это не просто фигура речи, почти у половины воспитанников были проблемы с развитием, это она может заявить как почти дипломированный врач. У второй половины — уголовные наклонности. Персонал, который даже на кассу в «Пятерочку» работать не взяли. А еще не вкусная кормежка, ежегодная травля клопов, конфликты с другими детьми. В общем, детдом — это как опостылевшая перловая каша: вроде с голоду не умрешь, но иногда кажется, что лучше умереть.
А когда она узнала, сколько государство тратит на одного ребенка, думала, что умрет от асфиксии, вызванной бесхвостым земноводным. Да будь у нее на руках та сумма, которую на нее государство потратило, она бы за год обернула их так, что на всю оставшуюся жизнь хватило бы. И это не пустые слова.
Врожденный ум и пробивной характер, приобретенный в детдоме, очень ей помогли. Сначала удалось вернуть квартиру родителей, потом выбить обеспечение от государства на время обучения в вузе, в котором она училась не только бесплатно, но и, будучи круглой отличницей, получала неплохую стипендию.
А еще несколько небольших проектов. Да на одних только масках в ковид заработала почти миллион. Купила их чуть ли не на вес у каких-то таджиков, вышло около двух рублей за штуку, а потом продавала по сотни на «Озоне». Пришлось, конечно, нанимать машину, чтобы доставить на склад, оплачивать комиссии и прочее, но доход говорит сам за себя. Люди за эти деньги год-два по восемь часов работают, а она ни одной лекции в универе не пропустила.
И тут она познакомилась со своим однокурсником Сергеем. Надо сказать, парень он видный, во всех смыслах этого слова. Рост сто девяносто один сантиметр, такого издалека видно. Да и в остальном хорош: умен, красив, из богатой семьи, спортом занимается и даже вроде влюблен в нее. Казалось бы, бери — не хочу. Но есть одна проблема. И нет, он оказался даже не классическим «хорошим парнем», а по-простому — бесхребетной рохлей, неспособной заговорить с девушкой. Тут тоже всё нормально.
Он оказался наивным, что ли. Это может показаться мелочью, сначала было даже забавно, но потом стало понятно, что это какая-то патология. Юля на полном серьезе изучала медицинские справочники, но так и не смогла остановиться на чем-то конкретном. Но когда у человека полностью отсутствует критическое мышление — это уже болезнь.
С ним работают не только шутки уровня: «У тебя спина белая», но вообще любой бред. Была история, когда однокурсник рассказал ему какую-то чушь: типа на город напали пришельцы, надо бежать в подвал, активировать там супероружие и много еще чего. И он всё это реально пошел делать. Его еле-еле остановили преподаватели, благо люди знали о его проблеме и всё ему объяснили.
После чего Сергей перед всеми извинился, дал в морду шутнику и прочее. То есть нормальная, достойная реакция человека, которого подставили, и он действовал, будучи введенным в заблуждение. И всё бы было нормально, если бы его действительно обманули, а не рассказали какой-то бред, в который не поверил бы даже пятилетний ребенок, ведь ребенку хватит ума выглянуть в окно и увидеть, что никаких пришельцев на улице нет, ребенку, но не Сергею.
Она где-то неправильно выразилась, когда-то неудачно пошутила, и вот спустя несколько месяцев отношений она уже тонет во лжи. Можно было попробовать всё объяснить, но тут в дело вступили ее взбалмошный характер и вбитая в детдоме привычка тащить всё, что плохо лежит.
И вместо того, чтобы перестать врать, она стала врать так, чтобы это приносило деньги. Не то чтобы они были сильно нужны, но привычки — они такие. И вот она уже «беременна», а после вчерашнего даже не может вспомнить, на что просила деньги: на аборт или на воспитание ребенка.
И теперь она смотрит этот нелепый спектакль, в котором ее якобы грозятся убить. Но спектакль настолько убогий, что, наверное, только врожденная лень мешает ей плюнуть на всё и крикнуть: «Не верю!» И тут головная боль немного отступила, и Юля наконец поняла то, что от нее ускользало всё утро — этот спектакль не для нее, есть только один человек в мире, способный поверить в эту хрень, и он "совершенно случайно" тоже оказался здесь.
Если бы Дмитрий Иванович хотел бы вернуть свои деньги, то мог бы просто с ней поговорить, она бы даже отдала, наверно, часть, потом, может быть. А сейчас он хочет дать сыну какой-то урок. К сожалению, головная боль вернулась, не дав ей додумать, в чем смысл урока.
Из-за очередного приступа мигрени Юля опустила глаза и судорожно сглотнула, а когда снова подняла взгляд на своих собеседников, то за их спинами уже возвышался Он. Даже наедине с Сергеем они выглядели забавно: он — метр девяносто один, накачанный и широкоплечий, и она — метр пятьдесят семь и весом сорок пять килограмм, и то только после плотного обеда. Неудивительно было получать подколки от подруг вроде мема с хомяком, пытающимся проглотить банан.
На фоне троих таких мужчин она смотрелась даже не жертвой насилия, а скорее маленьким ребенком рядом со взрослыми. Но этот великан возвышался на полторы головы даже над ними. Что же касается ее, она была уверена: они с ним разных биологических видов, другого объяснения просто не было.
Юля знала, что люди достигают роста два тридцать и, вроде бы, даже два сорок, но они худые как палка и с трудом могут стоять прямо, вынужденные чуть ли не с детства использовать трость при ходьбе. Но он был другим, словно его увеличили в фотошопе. Стой он на расстоянии в сто метров, можно было бы подумать, что это обман зрения, а человек самый обычный, но стоит гораздо ближе. Но, стоя рядом, она видела, что это не так, он был большой весь. Кисти его рук были больше человеческой головы, а предплечья шире, чем она вся.
И тут это существо, а называть его человеком она категорически отказывалась, посмотрело на нее, и стало понятно, что это внебрачное геномодифицированное дитя Арнольда Шварценеггера и доктора Менгеле. И если внешние данные ему достались от первого, хоть и увеличенные раза в полтора, то внутреннее содержание — от второго, тоже многократно усиленное. Юля прекрасно знала, что физиогномика — это лженаука, им как студентам-медикам об этом читают отдельную лекцию, что нельзя ничего определить по строению лица, а взгляд маньяка люди замечают только после того, как им скажут, что перед ними маньяк. Но сейчас все было иначе, она буквально физически ощутила холодную ярость в глазах великана.
И только сейчас она поняла, никто до сих пор его не видит. Они стоят на открытой и абсолютно безлюдной площадке, но он смог подойти так, что только она его заметила, и то только когда он уже стоял за спинами остальных. Надо предупредить, надо что-то сказать, у них же есть оружие, мужики что-нибудь придумают. Она хотела закричать, но из-за охватившего ее ужаса во рту пересохло, и она издала лишь невнятный сип.
Но никто не обратил на это внимания. Юля тут же сообразила, что ее перекошенное от страха лицо, расширенные глаза, невнятные звуки могли насторожить окружающих, если бы до этого она так же не изображала напуганную жертву. Нужно действовать по-другому, указать рукой — они поймут, они точно поймут. Она вскинула руку, но было уже поздно. Удар меча пробил охранника Дмитрия насквозь. Острие торчало из его груди.