Спали мы, что называется, «без задних ног». Проснулся я рано от наступившей утренней прохлады и ещё от странного сна, который мне приснился. Уже светало, земля за ночь остыла, и упала роса. Совсем свежо стало. В приоткрытые двери раннее утро пробивалось светом вместе со звуками утреннего леса. Такое ощущение летнего утра в лесу замечательное, никак привычным такое не может стать никогда. Новый день, целая маленькая новая жизнь. Всё портило воспоминание обо сне этом, и вроде он, как будто, и не сон вовсе. Полное ощущение такое осталось, что на самом деле всё происходило, в реальности.
А приснилось мне вот что. Будто бы лежу я на лаве в той избе, где лёг, сплю себе спокойно и вдруг просыпаюсь от того, что дверь избы открывается так тихо и заходит человек. Да не просто человек, а здоровущий мужик в чёрном таком балахоне, или, может быть, в плаще чёрном просторном, матерчатом, в пол, и без лица он, но знаю откуда-то, что мужик это. Возможно, по общему его виду, или просто знаю, непонятно почему. Всматриваюсь в серой мгле, которая через двери в помещение просачивается, а не вижу лица его, нет его. Капюшон у него на голове, но лицо он не закрывает. По всему, должно быть видно лицо его, пятном таким светлым под капюшоном, хотя бы. Но нет его. Чёрное всё. Руки - видно, что светлые, даже пальцы отдельные видно, хоть и размыто в полумраке, а лица - нет. Совсем.
Вошёл он в избу, и, чувствую, прямо на меня молча смотрит. Не говорит ничего. Я встаю с лежака своего, как будто он мне сказал подниматься, но без слов, откуда-то просто знаю я, что он мне так сказал, хоть он и слова не проронил. Но это мне без разницы, я бы итак встал, без этого, ситуация обязывала. Шагнул в его сторону, а он так потихоньку начинает к двери обратно отходить, не поворачиваясь ко мне спиной. Страха никакого нет, да и не в привычке у нас бояться, пугливых у нас сроду не припомню. Дерзкие – да, помню, а пугливых - нет. А рука моя в кармане куртки нож сжимает, само собой как-то получилось, что я его стиснул в кулаке, но не вынимаю его, да и в чехле его лезвие там, чтобы карман не рвать. Ножи-то у нас у всех, у каждого свой, сами делали, каждый под свою руку, тяжёлые такие ножи, массивные, не перочинки там какие-нибудь игрушечные, и чтобы не только резать, но и рубить ими можно было. Из толстой инструментальной стали, или из рессоры от грузовика, калёные и острые. Для дела, не для драки. Даже на танцы мы ножи никогда не брали. Не принятым это считалось у нас в драку с ножом попасть. Даже если он просто на кармане лежит. Орудие труда, короче, хозяйственная утварь, без него вообще никак, а уж в лесу, на охоте, или на рыбалке и подавно.
Очень большое впечатление на меня тот сон произвёл. Я потом вспоминал его иногда и думал, как могло бы произойти в реале, случись чего? Если бы реально опасность почувствовал я тогда для себя, или для пацанов? Порезал бы мужика того, или по «репе» ему просто настучал, как обычно? Но он крупный был, по виду, или балахон его такое впечатление создавал. Но мне всё равно это, какой он силы, я никогда в таких ситуациях об этом и не думал. Отмораживался немножко. Нам с детства дед втолковывал, что лучше огрести по полной, но не согнуться. Шрамы да синяки все заживут, а вот если уж согнёшься хоть раз, потом уже не разогнёшься никогда, так гнутым и проходишь всю жизнь. Третьим сортом. Самоуважение ровно один раз теряют, дублей в этом деле не сделать. Так он говорил нам, белобрысым мальчишкам. По-простому и без всяких педагогических прихватов, как думал. Мы слушали.
Так вот. Мужик тот, из сна моего, к двери стал отходить, плавно так, как бы меня заманивая за собой, а я вслед за ним иду - он шаг, я шаг. И не говорит он ничего, а я его понимаю, без всяких слов. И уже понимаю я каким-то образом, что не опасно это всё. Нет, не сказал он этого, но как-то я опять его понял и нож свой уже не собираюсь доставать, но и из руки не выпускаю в кармане, просто иду так за ним, как загипнотизированный, или что-то такое. Сон же. Дальше на волю вышли, вижу, там костёр полыхает, но не на месте нашего кострища, а подоле, за зарослями. Идём туда таким же ходом, он отступает потихоньку, а я за ним, ровно так иду, спокойно, в рост, и дистанцию держу нужную. Смотрю, а там, у костра того, ямища выкопанная, здоровенная, метра полтора на два и глубокая такая очень, свежая совсем. Прямоугольная и с ровными краями, а рядом с ней холм земли, вынутой из ямы этой.