Никто не смог бы ответить, почему: то ли свечи и маркер были «не кошерные», то ли Изя что-то напутал с заклинанием, но, когда двери в туалет распахнулись под яростным напором скинхедов, чёрная, напоминающая торнадо, воронка, образовавшаяся в центре пентаграммы, унесла наших героев в края не только далёкие от «земли обетованной», но и не имеющие вообще никакого отношения к государству Израиль.
Глава 2
Когда Степан Голушко очнулся, он лежал на спине в зарослях папоротника. На его животе тихо постанывал Изя.
— Моя голова, — простонал Степан, пытаясь встать.
Изя ему ничего не ответил – он был ещё в обмороке.
— Где я? — недоумённо спросил Голушко сам у себя, когда после нескольких попыток ему всё же удалось подняться на ноги.
Сына «незалежной Украины» окружал лес. Причём не только старый и заваленный буреломом, но и совершенно нетипичный ни для одного из уголков Земли. Исполинские дубы соседствовали в нём с пальмами и лианами, а эвкалипты – с березами и столь распространенным в Подмосковье орешником. Но особенно поразили Голушко гигантские хвощи, казалось, что они подпирают своими верхушками небо.
— В мезозой мы, что ли, провалились? — вновь спросил сам себя с недоумением Степан и уточнил:
— Или это вообще юрский период?
Динозавров, однако, вокруг не наблюдалось, зато наглая обезьяна, повиснув на свисающей с соседнего хвоща лиане, пронеслась, как на тарзанке, перед самым носом нашего героя.
— Вот блин, связался я с этим... — воскликнул Степан, но окончить свою фразу не успел, так как в этот момент очнувшийся Изя стал задавать те же вопросы, что и Голушко пару минут назад.
— Ты что, не узнаёшь «Землю обетованную»? – издевательски ответил Изе Голушко. — Вот река Иордан, а вот гора, не помню какая, где Моисею, прошу заметить Моисею, а не Моисееву, вручили десять заповедей.
— Это точно не Израиль, — ответил на эту тираду Захерман, и спросил:
— Мы непонятно где и непонятно в каком времени, что будем делать?
— О, ты даже время заметил, — всё тем же издевательским тоном ответил Степан. — Такие хвощи на Земле не растут, точнее сейчас не растут. Да вот только одна незадача, когда такие хвощи были – берёз ещё не было.
— Ты хочешь сказать, что мы несколько дальше, чем я ожидал? — с некоторым испугом спросил Захерман, опасаясь, что его сейчас будут бить.
— Я подозреваю, что мы сильно дальше, — мрачно ответил ему Голушко, и всё тем же издевательским тоном спросил:
— Помнишь, что случилось с марсианами у Герберта Уэллса в «Войне миров»? Напоминаю, пенициллина у нас с собой нет.
– Да ерунда, будем кипятить воду, — с облечением ответил ему Изя, поняв, что сейчас его бить не будут.
— А в чём? И чем мы разожжём костёр? — ехидно спросил Степан, осознавший, наконец, в какую историю они влипли.
— А ви таки всегда отвечаете вопг’осом на вопг’ос? — ухмыльнулся Захерман, подражая тому акценту, с которым, по мнению большинства жителей России, должны говорить его соплеменники. И уже серьёзным тоном продолжил:
— Если у тебя остались свечи, то можно провести обратный ритуал. И здесь у нас два варианта. Первый: мы вернёмся назад, и там нас встретят твои друзья-антисемиты. Второй: ничего не получится. Тогда и будем решать, что делать дальше.
— Должен тебя огорчить – свечей у нас нет, зато есть кусочек сала и шоколадка.
— Хохол – он всегда хохол, — ответил Степану Изя и принялся опустошать свои карманы, дабы произвести ревизию имевшегося...
Кое-что нашлось у Изи. Бесцветный лак для ногтей. Гигиеническая помада. Нож перочинный, швейцарский. Платок носовой, использованный. Три неиспользованных презерватива и почти пустая одноразовая зажигалка, а также пачка тайских таблеток для похудения и английская дюймовая рулетка.
Улов у Степана оказался побогаче. Тот самый кусок сала (грамм триста) и шоколадка «Альпенгольд» с изюмом и орехами. Большой охотничий нож, китайского производства, с гордым названием «Пират». Метательный нож, той же марки. Пять вязальных спиц в недовязанном шерстяном носке. Два килограмма чёрной шерстяной пряжи. Пятнадцать листов формата «А4» в пластиковой папке. Маркер, карандаш, линейка закройщика, баллончик с перцовой вытяжкой и небольшой рюкзачок, в котором всё это и хранилось. А также рулон туалетной бумаги.
— По крайней мере, на первое время туалетной бумагой мы обеспечены, — задумчиво сказал Изя, глядя на это «богачество».
— Лопухом подотрешься, — ответил ему Степан. — Жаль, что когда я покупал все эти ножи сегодня утром, я не купил арбалет, он висел у них в палатке на соседней стенке. Конечно китайский, но и он нам сейчас пригодился бы.
— Чтобы застрелиться? — иронично спросил Изя.
Голушко уже хотел ответить своему собеседнику, но слова застряли у него в горле, так как из соседних кустов появилось животное, отдалённо напоминающее кабана. Только гораздо позже наши герои узнали, что это был безобидный местный аналог муравьеда, а в тот момент они, бросив свои пожитки, каким-то чудом залезли на гигантский хвощ.
— Шоколадки у нас уже нет, — заметил Изя полчаса спустя, сидя почти на самой верхушке хвоща.
— Сала, я думаю, тоже, — вздохнул Голушко.
— Да ну его, всё равно не кошерное.
— Я обрезание не делал...
Забегая вперёд, сразу можно сказать: единственно, что плохого сделал местный муравьед — нагадил в рюкзачок Степана.
***
Обойдя по периметру «место высадки» наших незадачливых путешественников, «чудище» скрылось в чаще.
— Ну что, слезаем? — поинтересовался у своего приятеля Степан.
— Да нет, что ты, а вдруг оно вернётся?
— А вдруг ещё кто-нибудь придёт? Так и будешь здесь сидеть, дожидаясь Мошиаха [В иудейской традиции Мошиахом (Мессией) считается царь, потомок царя Давида, который будет послан Богом для избавления народа Израиля и спасения человечества.]?
Не получив ответа, Степан полез вниз по хвощу. Вслед за ним нехотя последовал и Изя. Мошиах, как, впрочем, и кто-либо другой, не появился. Не успел Израиль Натанович достичь середины хвоща, как снизу послышался разъярённый вопль Степана:
— Нет, ну ты посмотри, что этот гад сделал! Нет, я понимаю, что он тварь неразумная, — несколько успокаиваясь, продолжил Голушко, — но почему в мой рюкзак?!
— Это тебе за твой пещерный антисемитизм, — послышалось с хвоща, на котором сидел Изя.
То ли куча, которую наложил «муравьед» в его рюкзаке, то ли обвинение в «пещерном антисемитизме» привели Степана в ярость. Обычно спокойный Голушко подлетел к хвощу, на котором сидел Израиль, и начал его трясти, как грушу. Результат не замедлил сказаться. Сшибая на своём пути побеги экзотического растения и громко ругаясь на идиш, Захерман рухнул прямо на спину Голушко.