— Вот что, братец, я тебе скажу по поводу субординации, — неожиданно мягко начал Куум, а затем заорал во всё горло:
— Ты какого спутался с этой Тюрги! Мало того, что она грязной крови, так ещё и отец её был плотником!
— Вообще-то краснодеревщиком, — возразил Соитма.
— Один хрен не кузнец, — всё больше распаляясь, ответил Куум. — Ибо сказано в книге пророка Валетая, которому Великий Куст даровал способность видеть будущее, что именно у плотника родится дитя, котороё произведёт раскол среди тапийского народа и уведёт лучших сынов Тапии на погибель, и посему со времени оглашения пророчества ни один истинный сын тапийского народа не становился плотником.
— Он не плотник, а краснодеревщик, — с тоской в голосе, поскольку ему приходилось уточнять это уже Куст знает сколько раз, ответил Соитма.
— Неважно, — свернул разговор Куум, до которого только сейчас дошло, что все остальные дезертиры уже ушли, а он остался один на один с опытнейшим бойцом Тапии, однако его религиозно-полемический запал ещё не дошёл до той степени, чтобы он был готов пожертвовать собой за идею.
— Ладно, братец, шёл бы ты вслед за остальными, — сказал Соитма и убрал меч в ножны, — а то ведь они свод подземного хода хотят обвалить, и останешься ты один на один с брошенными на произвол судьбы солдатами. А наши тапийские воины, боюсь, при данных обстоятельствах ни про субординацию, ни про откровение пророка Валетая слушать не будут, а просто тебя того...
Куум резко повернулся спиной к своему двоюродному брату и понёсся к подземному ходу, который вёл прочь из города.
Посмотрев вслед убегавшему кузену, Соитма горестно вздохнул, пробормотал себе под нос: «На всё воля Великого Куста», вспомнил свою так и не полученную долю и бросился разыскивать Тюрги...
Впрочем, искать свою возлюбленную Соитме долго не пришлось. В центре расчищенной после недавнего пожара рыночной площади по-прежнему толпились солдаты. Не без труда протолкнувшись в центр толпы, где стоял Поиис вместе со своей сестрой, окружённый ветеранами, Соитма весело произнёс:
— Привет, ребята, а чего вы все тут стоите-то?
Ответом внезапно появившемуся сэгену было молчание.
— Тюрги, лапочка, из-за случившегося нападения я не смог вручить тебе этот скромный подарок, — сказал Соитма, доставая из складок плаща небольшой кожаный мешочек. — Подставь ладошку, радость моей жизни.
Тюрги, не понимающая, как и все, почему Соитма тут крутится, вместо того, чтобы преследовать «похитителей казны», машинально протянула руку, и на её ладонь из мешочка вывалилось удивительной красоты кольцо с крупным бриллиантом.
— Понимаю, момент несколько неподходящий, — нарочито смущаясь, продолжал Соитма, — но давно хотел тебя спросить, согласишься ли ты выйти за меня замуж?
После того, как Тюрги услышала эти слова, она с радостным визгом повисла у Соитмы на шее, а мужская часть присутствующих была несколько ошарашена.
Глава 15
Успокоившись после визита незваных гостей, одинокая птица продолжила оглашать окрестности премерзкими призывными звуками. К ней присоединилась ещё одна, затем ещё, и вот над оврагом уже стоял гвалт... Больше всего это напоминало музыкальные произведения современных Голушко композиторов-авангардистов. Как любой «балетный», Степан был тонким ценителем симфонической музыки. Посетив однажды концерт произведений современных американских композиторов, Степан сделал вывод, что хуже клубной музыки, когда бешеный ритм сопутствует полному отсутствию мелодии, могут быть только потуги некоторых особо продвинутых мэтров. Что-то похожее раздавалось сейчас над головами бойцов гвардии Валинора. Эти «сладкоголосые» летающие твари так увлеклись своим «пением», что заглушили на какое-то время металлический скрежет давно не смазанных петель.
— Господин капитан, сэр, — начал Билко, — осмелюсь доложить, что противник вот-вот появится в овраге.
— Приготовиться, без команды не стрелять, — шепотом произнёс Степан и, улёгшись на краю оврага, посмотрел вниз.
Огромная гранитная глыба, выпиравшая из склона оврага, начала неторопливо двигаться вперёд и в сторону. Присмотревшись, Голушко понял, что двигается только часть глыбы толщиной около сорока сантиметров – открывается, словно обычная дверь или створка ворот.
За спиной Степана сержант Билко злобным шёпотом требовал от бойцов гвардии Валинора прекратить пялиться на это редкое в вольных городах инженерное сооружение и приготовиться к бою, а каменная дверь тем временем отодвигалась в сторону, открывая вход, выдолбленный в основной части гранитной глыбы.
— И охота им было камень долбить? — с пренебрежением произнёс Хаваатуудт, кладя стрелу на тетиву своего лука, — лучше бы стены нормальные сделали в своём городе, а то где это видано, чтоб от одних ворот до других по стене нельзя было пройти.
— А ты откуда знаешь? — удивился кто-то из арбалетчиков.
— Так моего брата шурин был семикустником, пока не сбежал из Тапии, когда напивался – рассказывал, — ответил Хаваатуудт, натягивая лук...
***
— Что тут у вас? — спросил Поиис у толстого купца в дорогом шелковом халате.
— Так это... масло тут...
— Вынести амфоры к ... отсюда! — приказал Поиис своему самалю, недослушав купца, — и не дай Куст хоть одну амфору разобьете!
— Господин сагам, а куда нести-то? — удивился самаль.
— К западной стене! — бросил Поиис и, развернувшись, двинулся дальше, не слушая причитаний купца в шелковом халате...
Соседний склад внутри ничем не отличался от предыдущего.
— Что здесь? — на всякий случай уточнил Поиис у купца, хозяина склада.
— Вино.
— Оставить, но стены склада обрушить, — приказал Поиис другому своему самалю и удалился, вновь не обращая внимания на проклятья очередного купца...
— Господин сагам, — произнёс, тяжело дыша, подбежавший самар, — заборы вдоль шкеловки обрушены, среди подразделения потерь нет, среди гражданских – двое убитых и пятеро раненых.
— Как это произошло? — недоумённо спросил Поиис.
— Препятствовали выполнению приказа! — вытянувшись в струнку и придав лицу выражение преданное и придурковатое, пояснил самар.
— С ранеными много возни, — задумчиво проговорил Поиис, вспоминая все те унижения, которые приходилось испытывать его семье от купцов из Серебряного квартала - те скупали изделия его отца, не допуская краснодеревщиков к самостоятельной торговле на рынке, — в случае малейшего сопротивления убивать сразу.
— Слушаюсь, господин сагам, — ещё больше вытянувшись в струнку, хотя, казалось бы, это было невозможно, гаркнул самар – у него, как и у остальных воинов-тапийцев, были свои «приятные» воспоминания о купеческом сословии.
С ещё большим усердием самар и остальные ветераны бросились ломать заборы и постройки на полушкеловке, хотя воины-тапийцы нет-нет, да и бросали плотоядные взгляды на Золотой квартал. Вот там бы они с ещё большим усердием выполняли приказ своего сагама о противодействии сопротивлению, понимая под этим любое появление жителей Золотого квартала на виду. Но увы, на Золотой квартал у подчинённых Поииса не было времени – пожар приближался...
***
— Господин сэген, — обратился подбежавший к Соитме рабат, — тут кузнец по имени Кандекалне не хочет уходить. Что делать?